– Ничего не хочу слышать! – металл в голосе матери, так хорошо знакомый всем детям этой семьи, не оставлял шансов на возражение. – Ты же знаешь, как отец относится к подобным выходкам. Я повторяю, приведи себя в порядок и спускайся вниз.
Многие отмечали, что Агата была невероятно красивой и умной женщиной, но в то же время очень строгой и чопорной. В ее крупных синих глазах, всегда присутствовала какая-то удивительная сила и решительность, но не было ни капли тепла. Даже собственные дети порой воспринимали ее, скорее, как строгого и требовательного преподавателя, нежели как мать.
Марк раздраженно бросил скрипку и смычок на кровать и быстро вышел из комнаты. Он ненавидел эту глупую традицию – ужинать в одно и тоже время и обязательно всей семьей, традицию, которую неукоснительно требовалось соблюдать. Агата и Эдгар с самого рождения приучали своих детей к строжайшей дисциплине, которая, по их мнению, являлась фундаментом построения идеальной семьи. Марк уже давно стал тяготиться всеми этими правилами и предписаниями. Тем не менее в последнее время было заметно, что железная хватка родителей стала хоть и незаметно, но все же ослабевать, это весьма неожиданное наблюдение, сделанное Марком, изрядно удивило его. Даже сейчас он услышал в уверенном голосе своей матери едва заметные нотки какой-то неестественной нервозности. Такое поведение было по меньшей мере странным, и объяснения всему происходящему он не находил.
ГЛАВА 5
В столовой уже давно собрались все члены семьи, не было только Елены и Максима. Домработница Светлана уже суетилась вокруг большого круглого стола из маренного дуба, покрытого белоснежной накрахмаленной скатертью, разливая наваристый грибной суп по тарелкам. Максим вбежал как раз в тот момент, когда массивные напольные часы, стоящие рядом с входной дверью, пробили девять часов, с грохотом отодвинул тяжелый стул с высокой резной спинкой и буквально плюхнулся на него, после чего с едва заметной ухмылкой бросил взгляд в сторону дальней стены, где находился большой деревянный камин. Над камином возвышался огромный, почти упиравшийся рамкой в высоченный потолок, портрет всего семейства Розенбергов: в центре были изображены Агата и Эдгар; Агата, на которой было длинное атласное бирюзовое платье, сидела на обитом бархатом кресле, держа на коленях маленьких Марка и Виктора, Эдгар стоял чуть позади, положив руку на плечо супруги, справа от отца стоял пятилетний Борис, рядом с Агатой на небольших пуфиках, покрытых темно-красной велюровой тканью, расположились близнецы Максим и Елена. Этот портрет был заказан у одного московского художника четыре года назад и являлся по сути перерисовкой со старой семейной фотографии. Как только работа была закончена, картину сразу же доставили в особняк и по распоряжению Агаты повесили в столовой. Сама столовая представляла собой огромную залу, стены которой были оклеены дорогими бордовыми тканевыми обоями с золотым теснением и обложены на треть матовыми деревянными панелями, а по углам стояли изысканные мраморные подставки с водруженными на них фарфоровыми вазами. Максим в очередной раз поймал себя на мысли, что его родители питают какую-то болезненную, граничащую с помешательством страсть ко всему громоздкому, старинному и помпезному, с маниакальной точностью и невероятным упорством воссоздавая в мельчайших деталях обитель своей мечты: мрачный, величественный родовой замок, в котором, и у Максима, кажется, уже не было в этом сомнений, они рано или поздно вознамерятся соорудить даже собственный фамильный склеп. Осознание и одновременное неприятие всей нелепости, нарочитости и патологической искусственности происходящего, не раз заставляло его поежиться от неприятного холодка, пробегавшего по спине.
– Ради Бога, научись, наконец, нормально садиться за стол! – Агата была вне себя от злости, предполагая, что от подобного поведения не стоит ждать ничего хорошего; этот несносный мальчишка словно специально дразнил ее своими дурацкими выходками. – Что за вид у тебя? Мог бы к ужину одеться поприличнее. Хотя кому я это говорю. Да, и где Елена? Я же просила тебя позвать ее.
– Мама, у нее парня убили, – раздраженно ответил Максим, – прояви хоть каплю сострадания, ну или на худой конец вид сделай, что тебе не все равно. Можно ей хотя бы сегодня пропустить ваши светские посиделки?