Мать всех грехов

– Ну, скажем так, я помог ему в весьма затруднительной ситуации. Его кипучая деятельность едва не привела его к печальному финалу, а я позаботился о том, чтобы этого не произошло. Как я уже сказал, для него характерна неуемная жажда самоутверждения, постоянное желание испытывать свою удачу на прочность. Как раз это желание чуть не стоило ему жизни. Как-то раз он задумал провернуть весьма дерзкую аферу и вознамерился содрать деньжат с одной, скажем так, очень влиятельной и богатой международной религиозной секты, действующей на просторах нашей необъятной родины. Он, видишь ли, посчитал, что будет, как он сам выразился, прикольно облапошить тех, кто так искусно дурит головы граждан всего мира. Решил, видите ли, потягаться с достойным противником. Вот только не учел, дурашка, что жизнь не похожа на приключенческий роман, и одно дело – обмануть парочку туповатых детей московских чинушей или убедить в чисто хлестаковском стиле толстопузых чиновников какого-нибудь уездного городишки, что ты фигура вселенского масштаба, и уже совсем другое – попытаться шутить подобным образом с признанными мастерами промывки чужих мозгов, могущественными людьми, которые, как ты понимаешь, не привыкли прощать такую наглость. В общем, его намерения были раскрыты несмотря на все предосторожности, и, если бы не я, то едва ли он вообще был бы сейчас в живых. Тогда мне удалось его спасти, без моей помощи эти господа быстро бы вычислили его скромную персону и скорее всего проделали бы в его бренном теле пару лишних дырок в сугубо назидательных целях, дабы другим наглецам было неповадно столь дерзким образом шутить с ними. Прист очень сложный человек, я бы даже сказал жестокий, настоящий социопат, его неизменно благодушная и милая физиономия – всего лишь одна из многочисленных масок, но одного у него не отнять – он умеет быть благодарным, и если уж ты попал в список его друзей, то можешь быть уверенным, что тебе ни при каких условиях не вонзят нож в спину.

За разговором Вадим не заметил, как они с Черновым поднялись на пятнадцатый этаж. Звонка не было, поэтому Чернов несколько раз стукнул мыском ноги в массивную железную дверь, покрытую дорогущим дубовым шпоном. Через несколько секунд на пороге появился субтильный молодой человек лет двадцати пяти, показавшийся Вадиму весьма невзрачным на первый взгляд, однако при ближайшем рассмотрении становилось понятно, почему этому субъекту удавалось проделывать все то, о чем говорил Чернов. В его облике прослеживалось какое-то невероятное обаяние, а глубоко посаженные глаза, казалось, были созданы для того, чтобы их обладатель избрал для себя профессию гипнотизера или по крайней мере вербовщика.

– Добрый вечер, Николай Павлович, давненько вы ко мне не заглядывали. А что это за товарищ с вами, который так пристально на меня смотрит? – с неподдельным интересом спросил Прист и расплылся в широкой добродушной улыбке. – А, догадываюсь, это ваш помощник. Вы, вероятно, уже рассказал ему обо мне и о моих подвигах, и он, скорее всего, подумал, что я не соответствую тому образу, который он себе представлял. Да-да, парень, не удивляйся, я умею читать мысли не хуже какого-нибудь Месинга. Увы, наши ожидания не всегда совпадают с реальностью. Ну так или иначе я рад, что теперь еще один человек знает о моих скромных деяниях, ибо я бесстыдно тщеславен и самолюбив, но, к сожалению, специфика этих самых деяний такова, что я не могу поведать о них широким массам, по крайней мере пока. Чернов, вероятно, тебе доверяет, приятель, раз притащил сюда. Ну что ж, друг человека, которому я многим обязан, для меня желанный гость. Прошу вас, господа.

Прист проводил гостей в довольно уютную просторную гостиную, соединенную с кухней, и усадил их за белый овальный стол, а сам, достав из полки позолоченную ручную кофемолку, засыпал в нее черные ароматные кофейные зерна из небольшого бумажного пакетика, стоявшего на столе, и стал с каким-то отеческим благодушием крутить изящную ручку с деревянным набалдашником.

– Твои словесные тирады всегда были объемны. А ты, я вижу, неплохо здесь устроился! – сказал Чернов, оглядывая гостиную, пол которой был выложен бежевой плиткой, а стены покрывала дорогая итальянская штукатурка. Посередине комнаты стоял черный журнальный столик, а на стене справа, напротив массивного дивана из белой кожи, висела огромная плазменная панель.