Ни цели, ни обязанностей у Кошки не было, так что она взяла привычку бродить по городским улицам. Ходила никем не узнанная, словно переодетый султан, разгуливающий промеж своих подданных, или же
Когда Кошка с кем-нибудь заговаривала, собеседник на время возвращался к подобию жизни. Но ненадолго.
Раз она обратилась к кому-то из строительных рабочих.
– Я стояла прямо там, когда океан выпил наш город, – рассказывала женщина с пневматическим молотком. – Море вздыбилось горой, и я подумала, что умру. Жаль, что не умерла, – лучше уж так, чем этот приговор. Одна и та же пустая жизнь на веки вечные.
– Но вы наверняка можете уйти. До окраины Иса – рукой подать, а морской народ хоть и отличается свирепостью и диким нравом, все же не лишен дружелюбия.
Строительница подняла пневмомолоток и всадила гвоздь в панель из морского дуба, которую как раз устанавливала.
– А может уйти гвоздь, если его вогнали в доску?
– Но вы-то не гвоздь.
– Тогда что я такое? Что такое мы все? Мы настоящие? Или призраки? Я не знаю. Воспоминания так туманны. Каждый день одно и то же. Все дети давно выросли. Теперь детей нет. Только нестареющие и неумирающие взрослые.
– Скажите-ка вот что, – попросила Кошка, – почему, если в Исе никто не умирает и не рождается, тут не прекращается стройка? – (В здании, где они беседовали, еще не успели вставить окна, и рыбки с улицы беспрепятственно плавали туда-сюда.) – Половина здешних домов пустует. В остальных занято лишь несколько квартир. Явно больше никому здесь не требуется жилье.
– Не я устанавливаю правила, не я задаю вопросы. Я строитель. Я строю.
В Кораблекрушительном парке Кошка повстречала двоих рабочих, которые невозмутимо оттирали с корпуса «Литос Пандорас»[139]
большое, сделанное при помощи трафарета граффити – белого, свернувшегося кольцами змея. Под змеем квадратными буквами значилось «VENIT»[140].– Кто это нарисовал? – спросила Кошка.
– Да мне насрать, – ответила первая поденщица. – Главное, пусть уже завязывают с этой херней.
– Раньше я в Исе граффити не видела. Зато в других городах, где мне случалось бывать, их полным-полно.
– Пятый раз на этой неделе, – вмешалась вторая поденщица. – И все – разные по стилю, явно разные ребята кропали. Отчищать их – страшная морока. Но всяких рачков и прочую мерзость соскабливать и того хуже.
– А вы знаете, что оно означает? – спросила Кошка.
– Да мне насрать. Я ж вроде говорила.
– Не имею понятия, – отложила щетку вторая поденщица. – Но вот что странно, прошлой ночью мне приснился змей. Я об этом и не вспоминала, пока ты не спросила. Уродливый такой. Длинный, что Демиургов член, бледный, как титьки у госпожи Нюкты[141]
. Проснулась вся в поту, будто это что-то значит, сечешь?– Ты скреби давай, корова. Мне то же самое снилось, но я-то груши почем зря не околачиваю.
В одном борделе с превосходно укомплектованным баром, где никто ничего не пил, и оргáном, на котором никто ничего не играл, Кошка побеседовала с секс-работником.
– У меня любовница была пристроена в надежном месте за городом, когда у нас тут наступил судный день имени Дахут. Наверное, умерла уже давно, я даже имени ее не помню. А жена все коптит, век за веком, не меняется ни капли, с каждым годом все предсказуемее, гадость такая.
– Тяжело вам.
– Ну и ей досталось по заслугам. – Лицо собеседника перекосилось в жуткой гримасе. – От меня она тоже уже невесть сколько лет ничего нового не слышала.
– А у вас были в последнее время странные сны?
– Нет. Только тот – про змею. Но это как у всех.
Близилось время обеда, Кошка заглянула в ресторан и принялась развлекаться, снимая тарелки с подносов у проходящих мимо официанток. Потом подсела со своей добычей за столик к одинокой финансистке (судя по бланкам с таблицами и финансовому калькулятору HP-12C).
– Как бизнес? – спросила Кошка, намазывая васаби на сашими.