Mater Hispania: христианство в Испании в I тысячелетии

Между тем упомянутый человек Божий часто ласково увещевал его, но с трудом мог обуздывать. Снова и снова он принимался обличать его словесно. Но так как тот не отступал от притягательного удовольствия обжорства и от склонности к воровству и алчности, аббат приказал сечь его плетьми, изнурять постами и держать в темнице. Но тот, пребывая в прежних грехах, не только от позорных дел не отступил, но, оскверняясь всякий день все больше и больше, торопился предать себя мрачным глубинам Тартара.

Когда аббат увидел, что тот настолько продолжает идти дорогой страстей, что не пожелал исправиться ни от многократных укоров, ни от частых побоев, предавшись глубокой сердечной печали, отпустил его жить по желанию сердца его. Итак, он приказал тем, которые заведовали монастырскими кладовыми, не запрещать ему, в какое бы время тот ни пожелал войти, и то, что найдет самого лучшего и сладкого, разрешать есть и пить вплоть до тошноты. Также что бы ни пожелал унести и спрятать по своей привычке, пусть беспрепятственно имеет такую возможность, чтобы лучше понять, что он будет делать, после того как доставит удовольствие вкусу и желудку.

Он же, обнаружив замки в соответствии с предписанием открытыми, как передают, тайно проник в монастырские изобильные кладовые. Однако охранники видели издали, как он заходит с хитрыми уловками, и, наблюдали – а он даже не подозревал о том – что он будет делать. А он все сладкое и приятное из еды и напитков, что находил, все подряд пожирал и выпивал и, помрачившись умом, едва мог идти.

После этого, взяв украдкой различные кушанья, а также сосуды с вином. которые в просторечии называются гиллоны, или бутылки, вынес в близлежащий монастырский сад и спрятал в зарослях кустарников и камышей в укромном месте.

Затем, пресыщенный едой и опьяневший от вина, он постелил себе ложе и рядом положил то, что украл. Хотя он уже не испытывал удовольствия и от чрезмерно отягощенного желудка его тошнило, он, однако, все еще желал есть и пить. Но чем больше он ел, тем больше страдал желудком. Вскоре побежденный сном, он уснул. Затем пришли собаки и то, что он принес, съели. Итак, охранники, увидев с противоположной стороны сосуды, которые он вынес, пока он спал, возвратили их в кладовую.

Между тем так происходило в течение долгого времени, и никто уже не верил, что он когда-нибудь исправится. Но Пастырь и Спаситель добрый вырвал его из пасти льва.

Ибо случилось, что в какой-то день он, по обыкновению, вышел пьяный из кладовой на рассвете. Как увидели его пьяным маленькие дети, которые под присмотром педагогов занимались в школе, тут же стали громко кричать: «Исправься, жестокосердный! Исправишься ты когда-нибудь? Вспомни Страшный суд Божий! Вспомни, что нужно убояться испытания Его, внушающего трепет. Вспомни, что следует ужаснуться и устрашиться сурового воздаяния суда Его. Вспомни, наконец, свой возраст и поменяй привычки свои к лучшему и хотя бы за день до смерти исправь свою жизнь! Даже нам, детям, не позволено вести себя так, как ты себя ведешь, хотя тебе, который гораздо старше возрастом, следует быть более разумным!»

И когда он это услышал, внезапно устыдился, густо покраснев, и раскаялся и, поднимая глаза свои со слезами к небу, рыдая, сказал: «Господи Иисусе Христе, Спаситель душ, Ты, Который не хочешь смерти грешников, но, чтобы они обратились от порока и были живы, молю Тебя, исправь меня и отними это позорное бесчестие от лица моего и, если Тебе угодно, избавь меня от этой жалкой жизни, чтобы мне не слышать более упреки».

И божественное милосердие не замедлило услышать его. В тот же миг тут же на месте, пораженный болезнью, он стал гореть от сильной лихорадки. И, конечно, перемена свыше в такой степени спасительно его изменила к лучшему, что, отвратившись от всех плотских удовольствий, пылающей душой он искал только лекарство в покаянии и страстно желал таинства Тела и Крови Господней.

Но между тем вышеупомянутый благодетельный отец решил, что тот страстно стремится к этому безумным и нечестивым умом. Он понудил его принести полное покаяние и затем уделил последнюю милость. В течение трех дней и столько же ночей слезам и удивительной исповедью он каялся.

На третий день после этого, готовясь покинуть тело и прощаясь с братией, он сказал так: «Узнайте, что все преступления мне прощены. И вот у дверей святейшие апостолы Петр и Павел, и еще блаженный архидьякон и мученик Лаврентий с бесчисленным сонмом одетых в белые одеяния ожидают меня, с ними надлежит мне отправиться к Господу». И сказав это, вышел из тела. По обычаю, тело его было предано погребению.

Спустя пятнадцать или более лет достопамятная река Ана, чрезвычайно увеличившись и выйдя из берегов своего русла, широко разлилась и по берегам разрушила много строений в соседних именьях. Также перевернула и постройки Кавлианинского монастыря.