Матери

Она уже соскучилось по Томми. Два дня назад мама сказала, что он уехал куда-то на каникулы. Но почему без них? И надолго ли? Хорошо, что Грэм остался дома. Сегодня утром, проснувшись раньше обычного, Синди застала его в ванной, заполненной до краев: он резал запястье какой-то штуковиной. Увидев ее, брат вскрикнул и потребовал, чтобы она шла к себе спать. Потом Грэм заглянул к ней, поцеловал и попросил забыть все, что она видела, а затем сказал, что уезжает прогуляться и вернется только поздно ночью. Она поклялась никому ничего не рассказывать, успокоившись, что он не поранился, хотя вид у него почему-то был грустный, даже очень, прямо как у нее самой, когда она смотрелась в зеркало.

Возвращаться в больницу ей не хотелось. И выходить из дома тоже не хотелось. Она уже взрослая и понимает, почему все на нее так смотрят.

Если бы только Бог мог вернуть ей прежнее лицо и сделать так, чтобы у нее больше ничего не болело! И чтобы она снова могла смотреть на мир обоими глазами.

А еще она совсем не хотела, чтобы ей снилась злая колдунья. Она не хотела стоять на коленях в гостиной, как тогда, слышать ее жуткий смех и бояться, что она снова начнет ее бить, больно-больно…

На лестнице послышались шаги.

Это мама! Наконец-то пришла!

И они будут кататься на велосипеде, играть в куклы, а потом съедят по большущему куску пирога, сидя вдвоем на траве!

Синди тут же привстала и уставилась на дверь, ожидая с нетерпением, когда она откроется. Но дверь почему-то не открывалась. А в коридоре все еще слышались шаги. Потом хлопнула другая дверь – в мамину комнату.

И опять тишина – хуже, чем в больнице.

Расстроившись, она снова улеглась и обняла куклу, стараясь не заплакать, чтобы не замочить слезами ее шелковое розовое платьице.

Грэм

Он закрыл глаза, стараясь думать только о мягком травяном ковре, на котором лежит, о жарком солнце, греющем лицо, и о воде, плещущейся о берег озера.

Он представил, как очутился в царстве дикой природы, на еще никем не исследованном острове; потом – на склоне отвесной скалы, где могут примоститься разве что птицы; потом – на раскачивающемся плоту, который неумолимо относит в открытое море…

Почувствовав, как у него больно засосало под ложечкой, Грэм открыл глаза в тот самый миг, когда прямо над ним пролетел сарыч, высматривавший добычу. Вдалеке виднелся пляж, где сейчас, в последние дни летних каникул, было полно народа, правда, картинка дрожала от исходившего от земли жара.

Грэм прикурил сигарету и сел, поправив на голове бейсболку, чтобы не получить тепловой удар. Он уехал из дома около полудня на мопеде Томми, который взял не раздумывая, прихватив заодно фотоаппарат и оставив мобильник на кровати, чтобы не разговаривать с матерью, если она решит позвонить. Ему нужно было просто передохнуть – сбежать подальше от этого дома, от Нормы и от гнетущих мыслей, которые та в последнее время навевала на него своим поведением и особенно отношением к Синди: она часто оставляла ее одну в комнате, как ребенок наскучившую игрушку.

Накануне массажист объяснил Грэму, что пока трудно предугадать, как у Синди будет развиваться частичный паралич лица, к тому же, как он не раз рекомендовал Норме, девочка должна и дальше наблюдаться у психолога.