Матери

По сути – все то, чего недостает в таких городах, как Уичито или Канзас-Сити. Здесь же, среди бескрайнего пространства, заполненного махинами из стекла и бетона, напротив, казалось, что жизнь меняется так же быстро, как картинки калейдоскопа, как карты в перетасовываемой колоде.

Сестры остановились возле очаровательного театра с фасадом из серого камня. Норма обратила внимание на афишу с указанием пьесы, которую там играли: «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса.

– Несмотря на прошедшие годы, я помню, что это твоя любимая пьеса, – сказала Элизабет, протягивая Норме два билета.

Норма не знала, что ответить: она была слишком взволнована тем, что Элизабет ничего не забыла. Она взяла один билет, поблагодарив ее от всего сердца, и они, поспешив по лестнице к входу, заскочили в зал и устроились на местах во втором ряду, почти рядом со сценой.

Норма, испытывая подъем и радость, разглядывала людей вокруг: некоторые казались совершенно равнодушными, будто выход в театр был для них самым обычным делом. Для нее же все тут было наполнено волшебством: то, что она видела, слышала и чувствовала, включая запах деревянных кресел и потертого плюша, по которому ей захотелось пройтись босыми ногами, тем более что она не была в театре с университетских времен и ни разу не видела эту пьесу, хотя знала ее наизусть.

Погас свет. Над домиком на углу улицы в рабочем квартале поднялся занавес.

На сцену вышли двое. Норма сразу их узнала.

– Эгей! Стелла! – воскликнул молодой чернявый парень в образе Стэнли Ковальски, эдакий дерзкий красавчик под стать Брандо.

На балконе второго этажа появилась Стелла в простеньком синем платьице и с распущенными волосами. Норма положила под язык квадратик шоколада, предвкушая волнение, которое должна была испытывать актриса, игравшая роль Бланш Дюбуа и ожидавшая своего выхода.

Она легко представила на ее месте себя – вот она стоит в тени одна, готовая блистать перед сотнями незнакомых лиц.

Ее минута славы. Минута, о которой она так мечтала, минута, которая наполнила бы смыслом всю ее прежнюю жизнь.

Когда некоторое время спустя Бланш наконец вышла на сцену с чемоданом в руке и бременем невротических расстройств за плечами, она мельком взглянула на Норму, будто угадав, что она здесь. Будто почувствовав, что между ними есть связь, протянувшаяся через годы.

Хейли

Прохаживаясь туда-сюда вдоль автобусной остановки, женщина что-то гневно кричала в телефонную трубку, топая ногой, потрясая полукруглыми сережками и просыпая раскаленный пепел от недокуренной сигареты. Хейли украдкой открыла переднее боковое стекло машины и сразу поняла, что та ругается с бывшим мужем по поводу содержания и воспитания их сына.

Удовлетворив свое любопытство, она включила погромче радио, допила банку пепси и бросила ее на пассажирское сиденье.

Хейли уже целых три часа торчала на стоянке возле Далласского национального гольф-клуба, не смея выйти из машины и словно пребывая в ступоре, не способная ни на что решиться. Как маленькая девочка, ожидающая, когда ее возьмут за руку и переведут через дорогу.

Уже было поздно проходить через рамочный металлодетектор и слишком рано, чтобы возвращаться домой.

Беспомощность.

Тем не менее она встала чуть свет и проехала больше шести часов, чтобы принять участие в турнире, который должен был стать важнейшим событием в начале ее спортивной карьеры, поскольку, несмотря на то, что последние дни она чувствовала себя хуже некуда, ей казалось, у нее хватит сил не только выдержать предстоявшее испытание, но и выйти из него победительницей.

Однако в последнюю минуту она испугалась, что может оскандалиться перед всеми, кто приехал полюбоваться первоклассными спортсменками, а не смотреть на жалких горемык. Она испугалась, что окажется не на высоте и поймет, что эта самая высота ей никогда не светила.

Она испугалась, что ее сразят на месте и бросят одну на ослепительно-зеленой лужайке.

Хейли отрегулировала кондиционер, чтобы избавиться от убийственной духоты, царившей в здешних местах, где не найти ни единой тени. Она отдала бы все на свете за несколько глотков ледяной водки. Но ей следовало оставаться трезвой, ведь ее ждала обратная дорога.

Чтобы как-то приободриться, она представила, как ночью растянется на постели.

И проспит так лет сто, не меньше.

Через главный вход уже начали выходить первые зрители. Провожая их взглядом, Хейли чувствовала, как у нее сводит живот, как боль рвется наружу, готовая взорваться в сухом воздухе и разлететься на множество маленьких горьких шариков.

Значит, все кончилось. Ставок больше нет. Места в таблице распределены. Вот только ей там места не нашлось.

Кто же из них его украл у нее?