Материалы к альтернативной биографии

   - Браво! Так и держите, - сказал Джеймс.

   Сам он взял откуда-то стакан, сел на пол перед крупным полным выменем и сморщился.

   - Какая мерзость!

   - Подумайте о вашем наследнике!

   - Маленький паршивец!

   - Он может погибнуть! Смелее.

   - Уфф... Грехи мои!... Ладно. Вспомним первое, чему учатся в Оксфорде, - протянул руку к длинному отвисшему соску - отдёрнул, - Нет, не могу!

   - Надо это делать двумя руками.

   - Откуда вы знаете?

   - Видел.

   - Так займитесь сами!

   - Вы не удержите её.

   - Я ей шею сверну, пусть только шелохнётся!

   - Так нельзя. Надо с мягкостью всё делать.

   - Хорошо-хорошо, перебирайтесь сюда.

   Он перехватил рог козы твёрдой рукой тореадора, а я опустился на пол и потянул за оба соска. Молоко брызнуло в разные стороны.

   - Ничего, - сказал Джеймс на это, - там его, верно, много. Попадёт и в стакан что-нибудь.

   Вскоре я наловчился цедить точно в подставленный сосуд и наполнил его.

   - Чудесно, Джон, вы молодец! Теперь придумайте, как скормите это джентльмену, не умеющему пить по-человечески.

   - Слушайте, а не проще ли поднести ребёнка прямо сюда, чтоб он кормился сам.

   - Как зверёныш?

   - Как младенец-Зевс, - возразил я, полагая себя убедительным, но гордый британец поворотил нос:

   - Мой сын не будет лизать скотину.

   - Тогда надо соорудить соску.

   - О том вас и просят.

   Я открыл буфет, пошарил глазами, и вдруг мне приглянулся питьевой рог из белой кости.

   - Кажется, это то, что нам нужно.

   - Сильно сомневаюсь.

   - Да ну как же? Вспомните "Путешествие из Петербурга в Москву"...

   - Никогда там не бывал.

   - О, простите, конечно, вы едва ли можете знать об этой удивительной книге. Её написал один из просвещённейших людей России, выдающийся гуманист Александр Радищев ещё в годы правления Екатерины Великой. Под непримечательным, даже скучным заголовком таился такой силы социальный протест, такое осуждение несправедливости, что автор, увы, был объявлен бунтовщиком и сослан в Сибирь.

   - Его не устроило качество дорожного покрытия и сэрвис на станциях?

   - Нет, он вознегодовал на бесчинства помещиков, на их жестокое обращение с крестьянами. Хотя и сам он было дворянин. Но вы не думайте, что крепостничество, владение людьми, подлое рабство, всё ещё бытующее на моей родине, поддерживается всеми...

   - Я ничего не думаю. Мне бы сына накормить.

   - Ах, да. В одной из глав этой книги автор заходит в пустую избу и находит трёх младенцев, и устройством для их кормления служил некий рожок. Я точно это помню - рожок! Смотрите, если в его конце проделать дырку, молоко будет сочиться вниз, и ребёнок легко сможет его пить.

   Джеймс взял и разглядел рог, вздохнул:

   - Кажется, вы меня убедили. Осталось проделать отверстие.

   - Для этого понадобится портняжное шило или гвоздь.

   - И всё-то вы знаете!

   Это, видимо, означало подозрение в плебействе.

   - Мои знания вам на руку, так что нечего ухмыляться.

   У меня теплилась надежда, что озабоченный лорд поищет какого-нибудь инструмента, но он скрестил руки на груди и замер, уставив взор в плинтус. Ребёнок кряхтел из последних силёнок. Я выдернул из пола дротик и стал ковырять костяное дно.

   - Кстати, как зовут вашего сына?

   - Некрасиво.

   - Стало быть, не вы придумали ему имя.

   - Нет, не я.

   - А кто? ... Мать?...

   - Она о нём не знает.

   - Я говорю о матери ребёнка.

   - А... Да, это она...

   - Она... умерла?

   Джемс прикрыл рукой рот, отвернулся, но ответил с насильственным равнодушием:

   - Последний раз я видел её живой.

   - Слава Богу! Но вы расстались... Отчего?

   - Что вы там копаетесь!? Дайте я попробую...

   - Я почти закончил...... Джеймс, послушайте, ведь на самом деле вам тяжко не от моих вопросов, а от того, что вы в себе носите, но вам станет легче, если вы выговоритесь. Если с вами случилось какое-то горе, можно поделиться с близкими...

   - Джон, вы говорите с уважением о гуманистах, а разве гуманно вешать на посторонних людей свои проблемы?

   - Не совсем, но вам же нужна помощь...

   - Вы очень мне поможете, если наконец продырявите эту воронку. Молоко уже остыло.

   - Я могу надоить свежего, а это выпейте сами, если хотите. ... Вот, кажется, всё!

   Я продул дырку-точку, налил молока, попробовал высосать капельку - получилось.

   - Работает! Джеймс! Мы накормим ваше дитя!

   Англичанин не глянул в мою сторону, ещё ниже нагнул голову; мне показалось, что его плечи вздрогнули. Мне пришлось самому поднести спасительный рожок к губам младенца, тотчас же приникшему и нему. Я поддерживал детскую головку, чтобы она не слишком запрокидывалась. Невыразимое счастье охватывало меня при виде блаженно смеженных глазок, тонких бледных ручек, тянущихся обнять соску.

   - Да посмотрите же! Он пьёт! Какое чудо! Вот она - жизнь!

   Джеймс медленно обернулся, и я не узнал его лица от ставших огромными неподвижных глаз, от красных пятен на мраморных щеках, по которым бежали слёзы.

   - Жизнь, - шепнул он.

   Тут меня, как Печорина, посетило предчувствие: дни этого человека сочтены. Чтоб отогнать страшную мысль, я взглянул на младенца и подумал в утешение о том, что род свой он, Джеймс, продолжил, что будет кому жить вместо него.