Наконец, снова вспомним о ещё одной неординарной точке зрения, в соответствии с которой пёс вообще имеет мало отношения к матерной инвективе. И. Гавран, а вслед за ним Ф. Кинер предполагают, что первоначально мат выглядел примерно как «Дьявол да выебет твою мать!», а уж потом «дьявол» заменился на автора высказывания («Я ёб твою мать!»).
В XVIII в. эта брань распространилась на славянских католиков и частично – далматинцев, в XIX в. пошла ещё дальше, а в качестве объектов брани появились и Бог, и Мадонна, и святые, всевозможные священные предметы вроде просфоры, креста и тому подобного, а там и власти предержащие, и мирские предметы.
Думается, что эту гипотезу можно смело соединить с вышеперечисленными: один вариант не исключает другого.
В большом количестве культур именно сексуальные инвективы традиционно рассматриваются как наиболее резкие. Правда, выбор конкретной инвективы, претендующей на крайнюю степень грубости, может носить культурно-специфический характер. В некоторых ареалах России гораздо грубее, чем мат, звучит «Блядь!», которая, в отличие от междометно звучащего мата, относится к крайне непристойной «ругани по-чёрному».
И это несмотря на то, что само происхождение слова «блядь» общеизвестно, мы уже знаем, что это слово образовано от «блудить»; таким образом, казалось бы, оно должно быть намного «приличнее» мата.
С другой стороны,
Во
Немало культур, где исключительно сексуальные инвективы малопопулярны. Среди европейских культур к таким относятся, например, немецкоязычные, шведская и итальянская. Точнее говоря, сексуальный подтекст некоторых инвектив вполне очевиден (сравним, например, итальянское «Рогсо!»), но глагол, означающий «совокупляться», в составе инвективы практически неупотребим, если не считать слабых восклицаний, заимствованных из соседней культуры.
Правда, в
В
В
Именно поношение матери в большом количестве культур лежит в основе всей сексуальной группы инвектив. Причина очевидна: это теснейшая связь человеческого общества с самого начала его существования с институтом родства. Поэтому уважение/поклонение, испытываемое к матери и другим родственникам, были в своё время особенно высоки Сравним: «Почитай свою мать, как Бога» («Упанишады»), «Мать стоит выше десяти отцов или даже всей земли. Нет учителя (гуру) выше матери» («Махабхарата»), «Злословящий отца или мать смертию да умрёт» (Библия).
Естественно, что реакция на нарушение соответствующих табу должна была быть особенно резкой, и не только в индуизме, иудаизме или христианстве. Вот целый набор
Не должен вызывать удивления и сам факт кощунственно оскорбительного соединения в одной инвективе имени матери именно с непристойным сексуальным глаголом и др. под. Для правильного понимания этого феномена полезно учесть следующее. Во многих древних национальных культурах, например в Индии, буквально тысячелетиями сохраняется самое священное отношение к проблемам секса. Примитивно-вульгарное восприятие соответствующего поведения исчезло там в незапамятные времена. Таким образом, казалось бы, что сама идея порочности сексуальных отношений не должна приходить тем же индийцам в голову. Однако в языковой практике национальных культур Индийского субконтинента имеется множество самых изощрённых непристойных инвектив, построенных именно на сексуальных мотивах.
С другой стороны, уже отмечалось, что вся христианская мораль строится, в отличие от индуистской, на представлении о греховности телесной жизни, нежелательности интимной близости и так далее.
Но и при таком кардинальном отличии одной морали от другой количество и характер европейской инвективной лексики, вопреки ожиданиям, мало отличается от индийской.