Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации

Впрочем, иногда игривые журналисты сами ищут чего-нибудь «такого». В тех же «Аргументах и фактах» статья, посвящённая российско-китайским отношениям, называлась по-китайски, но в русском написании: «Ибуибу дэ да муди!», что, по мнению газетчиков, означает всего-навсего «Шаг за шагом к намеченной цели!». Кончалась статья следующим абзацем:

Прощались с Китаем по русскому обычаю, то есть позволили себе немного расслабиться, повторяя про себя «хуэ цзя!» По-китайски это означает – «домой!».

Скорее всего, журналистским чувством юмора объясняется и ситуация, описанная читателем «АиФ»:

В декабре 1995 года лежал в больнице после операции. Мне принесли номер «АиФ». В «политсалате» прочитал сообщение о том, что появилось новое движение под названием «Прогресс и Законность. Демократический Единый Центр», но ему отказали в регистрации ввиду нецензурного звучания его сокращённого названия. Я смеялся всю неделю, и это помогло мне быстрее поправиться».

Ищем выход

Ясно, что каждый язык ищет выход из такого щекотливого положения. Вот несколько способов «спасения лица». Самый простой – создание нового слова взамен социально неприемлемого. В американском английском слово «cock», означающее «петух», приобрело дурную славу в значении мужского органа. В результате для обозначения домашней птицы появилось слово «rooster». В фарерском языке подобным же образом «осквернилось» слово «ross» (лошадь), которое стало употребляться в грубой инвективе типа русского «Скотина!». Для обозначения собственно лошади в употребление вошло «hestur» (первоначально «жеребец»).

Аналогично английское «coney» [kani] («кролик») заменяется обычно на «rabbit», а если всё же используется «coney», то в изменённом произношении «coney» [kouni], чтобы избежать даже отдалённого сходства с вульгарным «cunt».

Ещё одним из путей эвфемизации является редукция – сокращение инвективного слова или словосочетания за счёт опускания его части, иногда существенно важной для понимания первоначального смысла. Нередко опускается наиболее неприемлемая часть высказывания. Например, немецкое «Ihr konnt mich mal am Arsch lecken!»

Ещё одним из путей эвфемизации является редукция – сокращение инвективного слова или словосочетания за счёт опускания его части, иногда существенно важной для понимания первоначального смысла. Нередко опускается наиболее неприемлемая часть высказывания. Например, немецкое «Ihr konnt mich mal am Arsch lecken! – Ihr konnt mich mal!» («Пусть он меня в жопу поцелует! – Пусть он меня!»). Иногда от грубого наименования сохраняется всего одно слово, причём необязательно оскорбительного содержания. Таково монгольское «Кровь!», возводимое к «Кашляй кровью!» (то есть «Чтоб тебе кровью кашлять!»).

Другой любопытный вариант замены грубости – создание малоосмысленного или вовсе бессмысленного словосочетания путём искажения вульгаризма. Иногда первоначальный вульгаризлм легко воссоздаётся, иногда это затруднительно или вовсе невозможно. Таково английское «Cheese and Crackers!» – буквально всего лишь «сыр и печенье» вместо схоже звучащего грубого богохульства «Jesus Christ!» («Иисус Христос»). Аналогичным образом «Got all muddy!» («весь запачкался») вместо ещё одного богохульства «God Almighty!» (Господь Всемогущий»). В результате опущения слогов или их замены плюс изменение написания получилось английское «Gosh!» или «Gee!» Вместо «God!» и «Jesus!».

Примеры подобных бессмыслиц из немецкого языка: «Potz Wetter! Pots Welt!»; из французского: «Corbleu! Morbleu! Sambleu! Non de nom!»; из испанского: «Gries! Dies! Voto a brios! Juro a brios! Pardies!»; из итальянского: «Perdio!»

Португальское «Diabo!» (дьявол) превратилось в «Nabo!» (турнепс, репа), подобно тому, как испанское «Mierda!» (приблизительно – говно) – в «Miercoles!» (среда в значении день недели).

В русском языке – это многочисленные бессмысленные или малоосмысленные образования, начинающиеся, подобно мату, с «ё» или «е»: «Ёлки-палки», «Ё-ка-лэ-мэ-нэ!», «Ё-моё!», «Едри(т) твою мать!» и так далее.