Любопытно отношение к цензурированию сквернословия в средствах массовой информации бывшей Югославии. В разделившейся на несколько враждующих частей территории считается, что «наши» сквернословить не могут, а вот «они» – сколько угодно. В статье на эту тему, помещённой в журнале «Маледикта», приводится цитированный в двух газетах один и тот же диалог, в котором брань «своих» офицеров заменяется точками, а мат офицеров вражеских приводится полностью. Правда, когда воспроизводится речь «своего» фермера (хорвата), у которого враги (сербы) сожгли дом, его грубые гневные слова тоже приводятся полностью: «Jebem jim mater krvavo!» (русскому читателю перевод вряд ли необходим). Автор статьи в «Маледикте» считает, что какая-либо замена мата здесь звучала бы просто комично, и сочувственный гневный эффект пропал бы.
В русской практике такое отношение к мату пока абсолютно невозможно, даже если намерения автора – самые благие.
Автор цитированной статьи отмечает, что с окончанием гражданской войны в Югославии подобное цитирование брани в СМИ полностью прекратилось. Таким образом, снова подтвердилась мысль, что ухудшение психологической ситуации порождает соответствующий словарь. С улучшением ситуации речь снова становится литературнее.
По-видимому, медленнее всего идёт разрушение инвективных запретов на театральных подмостках. Психологическая разница в восприятии запрещённого слова в книге и театральном зале очень существенна. Одно дело, когда соответствующие слова пишутся там, где их может прочесть читатель (каждый раз – наедине с текстом), и совсем другое – когда эти же слова произносятся во всеуслышание актёром, принадлежащим к образованным слоям населения, и воспринимаются они одновременно и тотчас же зрителями и слушателями. Непосредственный контакт зрителя с живым, находящимся перед ним актёром, во много раз сильнее, чем контакт с тем же актёром, произносящим текст с кино– или телеэкрана. И именно личный контакт играет решающую роль при использовании такой устной формы общения, как инвектива.
Поэтому в крупных театрах большинства стран мира сквернословие в своём крайнем проявлении почти невозможно. В результате авторам пьес приходится или смягчать инвективу, заменять её относительно приемлемой, или строить фразу таким образом, чтобы зрители могли самостоятельно легко восполнить «пробел».
Исключения в этом плане можно сделать для нестандартных театров типа авангардистских, чья основная цель – эпатировать зрителя, а также для простонародных театров балаганного типа, где сквернословие – озорное средство создания весёлого шока.
Во вьетнамском театре в некоторых пьесах, где участвуют резко отрицательные персонажи (в сравнительно недавние времена – американские оккупанты), инвективизированная речь – их дополнительная отрицательная характеристика.
«А из нашего окна…»
Сравнивая отношение общества к инвективизации речи в русскоязычной и западной среде, можно констатировать, что в нашей стране не так давно отмечался краткий период отступления строгой цензуры. Появился ряд изданий вроде «Русского мата» (1994), «Луки Мудищева XX века» (1992), а в серьёзной части спектра – двухтомник «Большой словарь мата» А. Плуцер-Сарно (2001, 2005). Сквернословие в подобных изданиях – основная тема. Само собой разумеется, о сокращениях соответствующих слов там нет и речи. Что же касается «неспециальной» художественной литературы, то даже в высокохудожественных произведениях инвективы, так сказать, среднего радиуса действия становятся общим местом и шокируют только ханжей.
Конечно, либерализация русского литературного разговорного языка отражает состояние просто разговорного языка, в котором сквернословие заняло скандально большое место.
Каковы причины столь драматичного сдвига? По мнению известного культуролога Г. Гусейнова, дело в происшедшем обесценивании прежде высоких слов общепринятого языка. Потеряв к ним уважение, народ стал выражаться сниженными средствами, контролировать которые власть не в состоянии. Народ лишился одних духовных ценностей и не получил другие, заменив их вульгаризмами. Вот как он пишет:
Сквернословие стало сильнейшим социокультурным опиумом, способствующим превращению целых поколений в безъязыкую толпу с простейшим набором сигнальных функций.