Материя

– Разве воображаемые, принц? Будь на Сурсамене подобные системы наблюдения, ваши трудности могли бы разрешиться.

– Что вы несете?! – прошипел Фербин сквозь зубы.

Хирлис снова вздохнул:

– Принц, прошу вас, сядьте… Нет, не надо, лучше я встану. Давайте все будем стоять. Хотя нет… ступайте за мной. Я кое-что покажу вам.

* * *

Воздушный корабль – гигантский темный пузырь – плыл в отравленном воздухе над все еще пылающим полем боя. Они прибыли сюда в небольшом воздухоплане Хирлиса, который беззвучно поднялся со дна очередного гигантского кратера и с шелестом полетел сквозь облака и дым, потом сквозь прозрачный воздух – на кровавый закат. Сгущался сумрак; вдалеке, на горизонте, порой мелькали желто-белые вспышки. Серые и красноватые кольца и круги покрывали темную холмистую землю. Они подлетели к воздушному кораблю, ярко подсвеченному со всех сторон, зеркальная поверхность его посверкивала. Словно некое предостережение, он висел высоко над изрезанной багровыми шрамами землей.

Воздухоплан причалил к широкой палубе под брюхом гигантского судна. Туда-сюда сновали воздушные суда: прилетали, набитые ранеными, а улетали пустые, если не считать возвращающихся санитаров. Тихие стоны наполняли теплый, пахнущий дымом воздух. Хирлис провел принца с Холсом по винтовой лестнице в палату, уставленную гробоподобными койками. На каждой лежали без сознания солдаты – бледные, низкорослые. Холс окинул взглядом этих безжизненных на вид людей и испытал укол зависти – им, по крайней мере, не нужно было вставать, ходить, взбираться по лестницам при этой жуткой силе тяжести.

– Знаете, – тихо сказал Хирлис, двигаясь между слабо светящихся коек-гробов; Фербин и Холс шли сзади, четыре невидимых охранника были где-то рядом, – есть такая теория: все, что мы воспринимаем как реальность, – это лишь иллюзия, навязанная нам галлюцинация.

Фербин промолчал. Холс решил, что Хирлис обращается к ним, а не к своим демонам, или как их там, а потому отозвался:

– У нас есть секта, которая исповедует примерно ту же веру, сударь.

– И это не такая уж редкость. – Хирлис кивнул на больных. – Они спят и видят сны, которые по разным причинам внушаются им. В спящем состоянии они будут считать, что их сны и есть реальность. Мы знаем, что это не так, но можно ли быть уверенным, что наша собственная реальность окончательна и неоспорима? Не существует ли другой, внешней реальности, которую мы можем увидеть при пробуждении?

– И что же делать простому человеку, сударь? – покачал головой Холс. – Нужно жить, где бы мы ни оказались на самом деле.

– Верно. Но мысли о таких вещах влияют на то, как мы проживаем свою жизнь. Некоторые считают, что с точки зрения статистики мы должны жить внутри иллюзии: шансы на это слишком высоки.

– Мне кажется, сударь, – сказал Холс, – что всегда найдутся люди, готовые поверить во что угодно.

– Ну а я убежден, что они ошибаются, – ответил Хирлис.

– Насколько я понимаю, вы размышляли над этим? – спросил Фербин как можно язвительнее.

– Да, принц, размышлял, – сказал Хирлис, продолжая вести их мимо спящих раненых. – И я основываю свои доводы на нравственности.

– Неужели? – Презрение Фербина теперь уже не было напускным.

Хирлис кивнул:

– Предположим, все, о чем нам говорят, не менее реально, чем наш собственный опыт, иными словами: история Вселенной, полная пыток, убийств и геноцида, реальна. Если она контролируется кем-то или чем-то, то создатели этой иллюзии – настоящие чудовища. Они должны быть начисто лишены порядочности, сострадания и жалости, если допускают все это, если все это происходит с их ведома. А ведь история по большей части выглядит именно так, господа.

Они подошли к наклонным, смотрящим вниз окнам, из которых открывался вид на изрытую ямами и воронками поверхность. Хирлис показал рукой на койки-гробы, а потом на землю внизу, где там и сям мелькали вспышки.

– Война, голод, болезни, геноцид. Смерть в миллионах разных форм, зачастую мучительная и долгая. Какой бог создаст Вселенную, где его творения испытывают такие страдания или причиняют их другим? Какой создатель параллельной реальности или судья в игре задаст начальные условия, приводящие к таким ужасным последствиям? Кем бы он ни был – богом или программистом, обвинение в его адрес будет одно: бесконечный садизм, преднамеренная, варварская жестокость в невыразимо страшном масштабе.

Хирлис с надеждой посмотрел на них.