– Ну, вы найдете много внешне убедительных поводов, различных
– И вы горды участвовать в том, что сами же называете пародией, показной войной, бесчестным и жестоким спектаклем для разложившейся, бесчувственной иноземной державы? – сказал Фербин, пытаясь вложить в свою интонацию как можно больше презрения, что ему отчасти и удалось.
– Да, принц, – рассудительно отозвался Хирлис. – Я делаю все, что в моих силах, дабы эта война в своей бесчеловечности стала как можно человечнее. И я всегда знаю, что, каким бы дурным все это ни было, уже одна чрезмерная свирепость этой бойни гарантирует, что мы не находимся в сконструированной и наблюдаемой вселенной. А значит, мы избежали унизительной и омерзительной судьбы тех, кто существует внутри искусственной реальности.
Фербин несколько мгновений смотрел на него.
– Это нелепо, – сказал он наконец.
– И тем не менее, – небрежно откликнулся Хирлис, вытягивая руки и крутя, словно от усталости, головой. – Ну что, возвращаемся?
Нарисцинский корабль «Да будет крепость», видавший виды звездный крейсер класса «Комета», стартовал из глубокого ущелья, где, словно разжиженная тень, плыли ядовитые пары черной воды. Аппарат поднялся над краем трещины в более светлый воздух, беззвучно двигаясь над лиловыми песками под слоем ватных серых туч. Набрав скорость, он устремился в темные небеса и через несколько минут уже был в космосе. Корабль вез несколько миллионов человеческих душ, записанных в наноматрицы, и двух людей мужского пола. Сила тяжести здесь была нормальной нарисцинской, а потому куда более приемлемой для этих пассажиров.
Им пришлось делить на двоих одну маленькую каюту, наспех подготовленную для людей, – прежде тут была кладовка. Но они не жаловались, счастливые, что покинули Бултмаас с его гнетущей силой тяжести и озадачивающим Ксайдом Хирлисом.
Они оставались на Бултмаасе еще два дня и две ночи, если эти слова что-то значили в пустотах глубоко под землей. После того как Хирлис сказал, что ничем не в силах помочь, у принца с Холсом было одно желание – улететь с планеты как можно скорее. Хирлис отнесся к этому совершенно спокойно.
После посещения воздушного аппарата, набитого ранеными, он пригласил их в полусферическую комнату диаметром около двадцати метров, с огромной картой, изображавшей, вероятно, не менее половины планеты. На карте был виден бескрайний и, вероятно, единственный континент, с десятком небольших морей, в которые впадали короткие реки, сбегавшие с зубчатых горных хребтов. Карта выгибалась в сторону невидимого потолка, точно гигантский воздушный шарик, подсвеченный изнутри десятками тысяч крохотных сверкающих значков. Одни значки образовывали большие и малые группки, другие разбегались пунктирными линиями, но большинство располагалось порознь.
Хирлис смотрел с широкого балкона посередине стены на этот колоссальный экран, негромко разговаривая с десятком одетых в форму людей, отвечавших еще более тихими голосами. Пока они так совещались, сама карта менялась – поворачивалась и двигалась, выделяя определенные части ландшафта, перемещая скопления сверкающих символов, которые зачастую складывались в совершенно новые формы. Потом карта замерла – Хирлис и остальные, сбившись в кучу, продолжали совещаться – и обрела первоначальный вид.
– Через два дня сюда должен зайти нарисцинский корабль, – сказал Хирлис Фербину и Холсу. Взгляд его все еще был прикован к громадному выступу тускло мерцающего экрана, по которому двигалось много сверкающих значков – Фербин решил, что они обозначают воинские части; теперь было ясно, что некоторые из этих частей, окрашенные в серо-синий цвет и изображенные менее четко и подробно, обозначают противника. – Я доставлю вас в Сьаунг-ун, – сказал Хирлис. – Это петлемир мортанвельдов, один из основных транзитных портов между мортанвельдами и Культурой. – Его взгляд, ни на секунду не останавливаясь, скользил по громадному глобусу. – Оттуда какой-нибудь корабль доставит вас в Культуру.
– Премного благодарен, – мрачно сказал Фербин.
Ему трудно было вести себя иначе с Хирлисом, после того как тот отказал в помощи. Оставалось лишь проявлять формальную вежливость, хотя сам Хирлис будто бы этого не замечал и ничуть не был обижен.
Экран замер, потом мигнул, демонстрируя одну за другой конечные конфигурации. Хирлис тряхнул головой и поднял руку. Большая круглая карта снова вернулась в исходное положение, советники или генералы вокруг Хирлиса принялись тяжело вздыхать и потягиваться.
Холс кивнул на карту:
– И что все это, сударь, – игра?
Хирлис улыбнулся, не отводя глаз от гигантского сияющего пузыря-экрана.
– Да, – ответил он. – Все это – игра.