Материя

– Орамен-муж, принц, – сказал один из октов, когда Орамен поднялся на мостки. Голос его напоминал шелест сухих листьев. – Снова. Как встречи встречаются во времени и пространстве. Как наши предки, благословенная Мантия, которых не стало, но были для нас всегда и теперь снова, безусловно, есть, так и мы встретились еще раз. Вы так не думаете?

– Посол Киу? – спросил Орамен.

Посол и еще один окт висели в воздухе перед светлым квадратом на поверхности серого куба. Рядом стояли Поатас и Лератий с нескрываемым восторгом на лицах. Орамену показалось, будто они сгорают от желания что-то сообщить.

– Я имею счастье, – сказал посол Окта в Пурле. – И его представляю вам: Савидиус Савид, чрезвычайный странствующий посол Окта на Сурсамене.

Другой окт чуть повернулся в сторону Орамена.

– Орамен-муж, принц Хауск, Пурла, – сказал он.

Орамен кивнул. Дубриль и три других охранника расположились по углам платформы, на которой стало тесно.

– Рад с вами познакомиться, посол Савидиус Савид. Добро пожаловать, друзья, – поздоровался Орамен. – Позвольте узнать, что вас привело сюда? – Он повернулся и посмотрел на сотни блестящих октов, кругами рассевшихся у Саркофага. – И в таком количестве?

– Величие, принц, – сказал Киу, пододвигаясь поближе к Орамену. Дубриль попытался было вклиниться между октом и своим хозяином, но Орамен поднял руку. – Величие, не знающее себе равных!

– Случай такой важности, что мы перед этим ничтожны! – сказал другой окт. – Эти все наши товарищи, нас двух. Мы ничто, ничтожные свидетели, недостойные прислужники, абсолютно недостаточные! И все же.

– Заслуживаем или нет, но мы здесь, – сказал Киу. – Необъяснимая привилегия это для всех присутствующих. Мы бесконечно благодарны вам. Вы сделали нас вашими вечными должниками. До самого конца времен миллионы, нет, миллиарды октов не расплатятся за нашу возможность быть свидетелями.

– Быть свидетелями? – тихо переспросил Орамен, снисходительно улыбаясь и переводя взгляд с одного окта на другого. – Свидетелями чего? Того, что Саркофаг заговорил?

– Да, он заговорил, ваше высочество! – сказал Поатас, делая шаг вперед и поднятой тростью указывая на бледно-серое пятно на поверхности объекта. Потом он сделал движение в сторону одного из аппаратов, стоящих на высокой тележке. – Этот прибор просто спроецировал сквозь эфир образы, звуки и последовательности невидимых волновых фронтов на поверхность того, что мы назвали Саркофагом, – и тот заговорил. На сарлском, делдейнском, октском, на нескольких языках Оптим. Поначалу это были одни повторы, и мы несколько разочаровались, решив, что он всего лишь записывает, а потом выдает запись, что у него нет разума, но потом… потом, принц, он заговорил собственным голосом! – Поатас повернулся к бледно-серому квадрату и поклонился. – Снизойдите до нас вновь, ваша милость. Здесь присутствует первейший из нас, принц королевского дома, которому подчинены два уровня, он здесь главный.

– Увидеть? – произнес голос, шедший из серого квадрата. Он был похож на протяжный вздох, будто с каждым слогом что-то выталкивалось, выдавливалось.

– Идите-идите, ваше высочество! – сказал Поатас, показывая Орамену, что нужно выйти вперед. – Он хочет вас увидеть. Сюда, ваше высочество. Как и тогда, в фокус.

Орамен остался на месте.

– Просто для того, чтобы он меня увидел? Зачем опять в фокус?

Орамена беспокоило, что теперь, обретя голос, камень снова может захотеть читать мысли.

– Ты – принц? – без выражения проговорил голос.

Орамен вышел вперед так, чтобы расположиться напротив серого пятна, если это было своего рода окно, но не встал в фокусную точку, как сделал в прошлый раз.

– Да, – сказал он. – Меня зовут Орамен. Я сын покойного короля Хауска.

– Ты не доверяешь мне, принц?

– Это слишком сильно сказано, – ответил Орамен. – Ты меня удивляешь. Ты, верно, нечто весьма примечательное и странное, если после столь длительного погребения остался в живых. Как тебя называть?

– Мы так быстро приходим к раскаянию. Мое имя, как и многое другое, утеряно для меня. Я стараюсь отыскать его. Вместе со всем остальным.

– И как ты это собираешься сделать? – спросил Орамен.

– Есть другие части. Части меня, принадлежности. Разбросаны. Если их соединить, то, возможно, я снова стану цельным. Это все, что важно для меня теперь, все, по чему я тоскую, по чему томлюсь.

Вперед вышел Лератий:

– Мы полагаем, ваше высочество, что некоторые из кубов меньшего размера – хранилища памяти этого существа. Возможно, в них заключены и другие его способности.

– Видите ли, ваше высочество, их необходимо было расположить поблизости, но не вместе с этим существом, – добавил Поатас. – Чтобы хотя бы часть выжила наверняка.

– Все эти кубы? – переспросил Орамен.

– Думаю, не все, хотя не могу знать наверняка, – сказал голос-вздох. – Может быть, три-четыре.

– Остальные могут иметь чисто символический характер, – добавил Поатас.

– И кто же ты? – спросил Орамен у Саркофага.

– Кто я, принц?

– К какому народу ты принадлежишь? К какому виду?

– Мой милый принц, я – Мантия. Я то, что вы иногда, насколько я понимаю, называете Вуаль.