– А вот это, помнишь, мама, – Алла с удивлением взяла в руки странный картонный кусочек, выдержанный не то в сепии, не то в какой-то особой технике цвета, – мы первый раз поехали на море. Я еще плавать боялась учиться, а папа меня куда-то на глубину забросил…
– А о дедушке расскажете? – у Саши уже почти закрывались глаза, но хотелось послушать еще про деда, о котором она мало что знала.
– Завтра, – закрывая альбом, пообещала Надежда Платоновна. И, не удержавшись, добавила: – А ты знаешь, что тебя назвали в память о нем? А если точнее, даже о его матери. И бабушке.
Но засыпающая внучка, кажется, этого уже не услышала.
Любовь
Сестры вышли замуж практически на одном году, с той только разницей, что старшая Валя после свадьбы на Покров тридцать восьмого осталась в соседней деревне, откуда был родом ее муж, а вторая, Нина, уехала в город, где оба они со своим Петей устроились на работу в цех макаронной фабрики.
А еще через несколько месяцев, почти перед Рождеством умерла бабушка. Неожиданно для всех под вечер прислонилась к печке на глазах у испуганной, не понимающей Алеси и, успев прошептать только: «Одна ты совсем, внученька, останешься, не успела я и тебя замуж отдать…», закрыла глаза.
Конечно, Алесино одиночество было совсем не таким, как у подружки Кати, оставшейся перед войной за хозяйку и в избе, и в огороде не только без бабушки, но и без родителей, да еще с младшим братом на руках. Дома были отец, Кася, Данек с Янеком, приходила чуть ли не каждую неделю в гости Валя, да и Нина с мужем наведывались из города довольно часто. Нина-то, по сути, как поняла гораздо Алеся гораздо позднее, и решила ее судьбу.
Может, она бы сложилась приблизительно так же и в любом другом случае, но летом тридцать девятого года, когда беременная сестра умоляла заменить ее на фабрике, пока она хоть полгода посидит дома с малышом, младшей из дочерей Михася было не до этих философских рассуждений. Уезжать из отцовского дома совсем не хотелось, и не потому, что здесь было так уж уютно или легко, не потому, что Алеся скучала бы по родной деревне или боялась шумного города. Причина ее упорного нежелания выполнить просьбу сестры была очевидна и довольно проста, и звали эту причину Алексеем.
Ему было восемнадцать, почти как самой Алесе, и жил он через три дома от хаты Зубриков. Единственный сын в зажиточной семье, чудом, как поговаривали в деревне, избежавшей раскулачивания в начале тридцатых. Даже если бы сам Леша и согласился уехать с Алесей на пару, хотя уж кто-кто, а он точно не был приспособлен для городской быстрой жизни, родителям его не на кого было оставить ни огород, ни пасеку, созданную еще дедом Алексея. Поэтому и заговаривать о таком решении собственных проблем, точнее, проблем своей семьи, Алеся с ним не пробовала. Да и как было спросить напрямую о таком? Поедешь со мной в город? Это уже почти как предложение – возьми меня замуж…
Поэтому девушка и молчала при встречах, хотя Нина, с растущим животом и нетерпением, приезжала теперь в родительский дом чуть ли не каждую неделю и обращалась с просьбами уже не к самой Алесе, а к отцу и даже к мачехе, несмотря на то, что особого тепла к последней никогда не испытывала. А уж с Валькой наверняка они не раз и не два обсуждали Алесину черствость и нежелание помочь сестре, списывая это, как обычно, на то, что младшенькую всегда больше баловали и позволяли ей. Хотя и младшенькой уже давно она себя не чувствовала, и баловать, тем более после бабушкиной смерти, стало ее и вовсе некому.
Не выдержав в очередной раз отсутствия улыбки на Алесином лице, Леша сам, провожая девушку после танцев до дому, спросил, в чем дело. А услышав в чем дело, расхохотался, чем привел подружку в немалое смущение: что ж тут такого веселого?
– И из-за этого, дурочка, ты переживаешь так? Ну, и поедешь на полгода в город – разве ж это срок? Тем более что это всего двадцать километров от нас, я бы пешком, наверное, смог ходить каждый день. А на выходные приезжать будешь, не каждый же день там смены. Может, тебе еще понравится, да остаться захочешь? – поддразнил он Алесю, но, увидев подступающие к глазам слезы, успокаивающе сказал: – А хочешь, я сам к тебе приезжать иногда буду? Мы же с отцом мед возить осенью на продажу станем, вот отпрошусь после рынка и к тебе забегу когда-нибудь. Да и не станет же тебя твоя Нина век за подмогу держать, вернешься к батьке. А там, глядишь, и свадьбу сыграем.