Материнство

На видео мама стоит в дверном проеме второй квартиры. Спрашивает папу, захватил ли он ключи, – она хочет войти, хочет укрыться от нас. Смотрит на меня с недовольным видом и говорит: «Прекрати кривляться! Постарайся быть собой». Мои родители никогда ни в чем не соглашались, и папа тут же выступает в мою защиту: «Нет, она как раз старается играть, потому что это травелог, и мы переходим из одной квартиры в другую». Теперь мама обращается уже к нему: «Нет! Я говорю иногда «Будь собой», но уже не знаю, что означает «собой». Она совершенно перепутала воображаемое и реальное».

Многие годы мне было больно смотреть этот фильм, видеть недовольство и даже презрение на лице матери. Раньше это видео служило ясным и достаточным доказательством того, что она меня не любит, и другого мне не требовалось. Теперь я склонна думать, что мать была права, критикуя меня. Мы смешались неразделимо, игра сделалась реальностью. Я хотела бы, чтобы мама вместе со мной решила мои проблемы, сформулировала их в критическом, но конструктивном духе и помогла разобраться в себе. Я никогда не понимала, что, по ее мнению, было со мной не так, а потому пришла к выводу, что со мной не так все. Именно такой я всегда себя и ощущаю: безнадежно запутавшейся и изо всех сил старающейся жить как человек вне критики, что бы это ни значило. Мне так хотелось доказать, что я лучше, чем мама себе представляет, так хотелось сделать что-то, чем она могла бы восхищаться. Вчера утром мы с мамой просидели три часа в концертном зале Рой-Томсон-Холл. На церемонию присвоения Майлзу звания барристера пришла вся семья. В ближайшее время он снимет помещение под офис и начнет собственную практику. В зале собрались сотни людей. Мы сидели в верхнем ярусе, окруженные родными Майлза, а сзади и впереди нас рядами расположились незнакомые люди. Я стала рассказывать маме о встрече с гадалкой на улице в Нью-Йорке и ее откровениях – что мы с ней печальны из-за проклятия, наложенного на три поколения нашей семьи – на меня, нее и ее мать. Мама сдержанно улыбнулась, а когда я спросила, в чем дело, ответила, что ни во что такое не верит.

* * *

После церемонии я разговорилась с Сильвией, организовавшей в саду прием для своего сына и Майлза. Она сказала, что ей нравятся наши с Майлзом отношения. Что так же было у нее с ним – Сильвия указала на своего мужа, а потом поведала чудесную историю их знакомства. Такого я не ожидала. Случилось это двадцать пять лет назад, к тому моменту оба уже состояли в браке. Первые годы выдались трудными. «Оно и сейчас еще нелегко», – добавила Сильвия. Искусством она уже не занимается. Трое детей выросли. Мои прежние отношения Сильвия назвала нарциссическими, потому что все в них сводилось к тому, чего хотела я, к моему счастью. С Майлзом я как бы на паузе, я оцениваю собственное поведение и думаю о том, чего хочет он. Примерно так же и с ребенком: потребуется полное напряжение. Когда такие чувства вызывает мужчина, сказала Сильвия, ты сама становишься лучше, потому что такая, как есть, ты вовсе не обязательно хороша.

Сильвия посоветовала мне завести от него ребенка, как будто это что-то такое, что делают женщины, чтобы привязать мужчину к себе. Может, в большинстве случаев так оно и есть, откуда мне знать. Но я знаю, что, когда женщина рожает ребенка, рассчитывая привязать мужчину, результат зачастую получается противоположный.

Однажды, несколько лет назад, когда мы с мамой ходили по магазинам, она, покачав головой, указала на беременную женщину, со счастливой улыбкой державшую под руку мужа. «Радуйся, – едва слышно сказала мама, имея в виду отнюдь не беременность, а то, что муж вот-вот встретит дочку и будет любить ее намного больше, чем жену. – Совсем скоро тебя заменят».

* * *

Поговорив с Сильвией, я оставила гостей в саду и вернулась на кухню, где обнаружила у раковины старшую дочь Сильвии и ее двухлетнюю девочку, которая играла на полу. «Я так завидую мамочкам, – сказала я. – Что бы ни случилось, у них есть это». Она покачала головой: «Нет, не так. Когда-то да, это у меня было. Больше нет ничего. Нет работы. Дочка живет сама по себе и мне уж точно не принадлежит».

В тот момент я поняла простую вещь: ее дочь – это что-то, отдельное от нее, никак ей не принадлежащее.

* * *

Дочь Сильвии жила неподалеку от нас, за углом, пока ее девочке не исполнилось два года, и какое-то время я ходила к ней помогать по дому. Прекрасно помню, как менялась малышка и чем нам приходилось заниматься день за днем. Помню, как она лежала на спинке в свежих подгузниках, а я доставала из-под столика штанишки и держала их перед ней. «Эти?» – спрашивала я. «Не!» – пищала она. «Эти?» – снова спрашивала я. «Не!» – отвечала она и улыбалась. Мы обе смеялись, и так продолжалось до тех пор, пока малышка не соглашалась наконец надеть предложенное.