Взрослый уже, Войцех пожелал восстановить справедливость и получить свои владения, но документы либо не сохранились, либо были намеренно уничтожены захватившим все дядей. Сам Красинский-Кшесинский числился умершим. Ничего доказать не удалось, но что-то все же было, какие-то свидетельства хранились в заветной шкатулке, которую Феликсу Кшесинскому завещали беречь как зеницу ока. Содержимое той шкатулки имело срок, использовать его мог только Феликс, оно должно, по словам предка, круто изменить жизнь всех Кшесинских. Однако отец Матильды, отправляясь в Санкт-Петербург, отдал шкатулку на хранение родственнику и больше ее не увидел.
Остались лишь перстень с геральдическим «слеповронком» да странная запись – что-то вроде ведомости.
Матильда вытащила стопку пожелтевших от времени листков, на которых рукой ее деда Яна Кшесинского (Красинского) велась запись ежемесячных посещений роскошного дворца Красинских и получения немалой суммы «на содержание». Все считали, что это косвенное подтверждение договора, который хранился в секретной шкатулке и был из-за доверчивости Феликса Кшесинского утерян. Вероятно, по прошествии определенного времени Феликс Кшесинский мог предъявить права на состояние и имя Красинских, но собственными руками отдал документы тем, кто желал бы их уничтожить.
Других доказательств, кроме перстня и этих записей, больше не существовало. Едва ли заветную шкатулку сохранили, скорее всего, документы были уничтожены.
Феликс Янович очень не любил разговоры об утере документов и вопрошал дочерей:
– К чему вам наследство Красинских? Живите своей жизнью, пусть не такой богатой, зато вольной.
Он прав, Кшесинские жили своей жизнью, но как сейчас Матильде пригодилось бы наследие Красинских!
Она сидела прямо на полу, разглядывая печатку. Лазоревый цвет не потускнел со временем, а вот серебро потемнело. Два черных ворона – один на кресте, второй на дворянской короне – стали действительно черными.
– Надо почистить…
Матильда бессильно опустила руку с перстнем.
Бесполезно… Даже если сейчас раздастся звонок и некто принесет ту самую утерянную отцом шкатулку, а там окажутся бумаги, доказывающие, что ее прадед Войцех и впрямь главный наследник Красинских, а значит, и дед, и ее отец законные Красинские, что это изменит? Ровным счетом ничего. Отвоевать имения и дворцы, отвоевать само имя у многочисленных наследников будет просто невозможно. Они скорее пойдут на преступление и подошлют наемных убийц даже сюда, чем отдадут свои богатства.
Как сказал этот Власов? Городской сумасшедший с ножом или отравленная булавка? Так просто… Отец прав, утверждая, что лучше жить не слишком богато, но свободно.
Красинские могли претендовать на польскую корону? Да, но таковой больше не существовало. И единственная корона, на которую Матильда действительно могла претендовать, – театральная, корона примы балета. Но ее нужно заслужить, мало быть фавориткой даже императора, нужно танцевать лучше самой Леньяни.
– Вот сделаю тридцать два фуэте и стану королевой! – пообещала Матильда своему отражению в зеркале, со вздохом убирая бумаги.
Коробка с записями предка отправилась обратно в секретное хранилище, а кольцо Матильда некоторое время крутила в руках, пытаясь представить жизнь там, во дворце Красинских. Жизнь роскошную, в которой не требуется ежедневно по несколько часов стоять у палки, можно кушать все, что угодно, и спать, сколько захочешь.
Она немного подвигалась по столовой, слегка наклоняя голову, словно в знак приветствия невидимым гостям, остановилась, чуть задумавшись, а потом решительно замотала головой.
Нет, не стоит рваться в тот мир, который тебе не предназначен, надо жить в своем, пусть трудном, но собственном.
– К тому же мы бы не встретились с Ники!
Ники…
Сердце снова тоскливо заныло. Он задержится или не придет вообще? А если придет, что скажет?
Кольцо легло на столик, сама Матильда села в кресло, снова задумавшись.
Смеркалось, но чтобы зажечь лампы, нужно было встать, а не хотелось даже двигаться.
После неприятных слов Власова тени по углам казались особенно зловещими, Матильда заставила себя подняться и взяться за спички, но полностью столовую освещать не стала, надежды, что Ники придет, уже не осталось. Мысль о том, что это он прислал Власова, Матильда гнала от себя, это было бы слишком жестоко со стороны даже императора.
Хотелось плакать, а единственный способ прогнать непрошеные слезы – заняться балетом!
После нескольких па стало легче, потом еще легче и почти легко.
Когда раздался звонок в дверь, Матильда уже основательно устала, но была способна улыбаться, о фамильных богатствах Красинских забыто вовсе.
Кто там за дверью – тот самый обещанный сумасшедший? Ну что ж, значит, судьба умереть с ножом в сердце, все равно оно слишком болит.
За дверью был Ники с букетом цветов.
– Прости, задержался… – Он сокрушенно вздохнул. – Царская работа требует куда больше времени, чем у простого офицера.
Шутка вышла так себе. Матильда развела руками:
– Обед совсем остыл. Но если ты хочешь, я разогрею…
– Нет, не стоит, я сыт.