Матрица и философия. Добро пожаловать в пустыню реальности

В «Матрице» высокая и популярная культуры объединены. Фильм может похвастаться многим: интригующим амбициозным сценарием, постмодернистским пересказом древних мифов, спецэффектами запредельного уровня и зрелищными драками. Но в основе фильма лежит неутомимый интерес к современным технологиям и искусственному интеллекту. Во многом «Матрица» повторяет вечные споры о роли Просвещения. Желание просветителей любой ценой доказать превосходство технологического прогресса над природой ставит под угрозу само человечество. Похожим образом безрассудное восхваление личной свободы индивидов парадоксально приводит к гомогенизации населения земного шара.

С этой и других точек зрения либеральная современность может стать первой ступенью к нигилизму. Нигилистами называются люди, считающие, что человеческая жизнь лишена какой-либо цели или глубокого смысла, помимо получения удовольствия. Таких людей совершенно не волнуют главные вопросы философии, веками вдохновлявшие человечество.

Достоевский, утопия просвещения и нигилизм

Достоевский – один из самых недооцененных мыслителей. При этом он наряду с Ницше, Токвилем и Арендт смог ухватить неочевидную связь между просвещением и нигилизмом[67]. Между его «Записками из подполья» (книга, в которой Ницше слышал «зов крови»), и сюжетом «Матрицы» есть поразительное сходство. «Записки из подполья», выпущенные в 1864 году, – это сатирическая диатриба против отдельных элементов западного Просвещения, проникающих в Россию. Объектом полемики для Достоевского стал роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?», смесь гуманитарного социализма, романтизма, утилитаризма и рационального эгоизма. Этот роман построен на утопических идеях французского социалиста Шарля Фурье[68]. Ленин отмечал, что книга Чернышевского укрепила его веру в необходимость революции. Герой Достоевского, человек из подполья, осуждает просвещенных строителей современного города, которые верят, что социально-научные знания позволят им систематизировать, отрегулировать и удовлетворить все человеческие потребности. В знак протеста против «рационализации» общества герой предпочитает жить в своей убогой подпольной каморке.

Человек из подполья страдает от обостренной сознательности. Здоровый «человек дела» не видит проблемы в том, что законы природы управляют человеческой жизнью, и даже доволен таким раскладом. А сознательный думающий человек осознает, что предопределенность в духе естественных наук несовместима с многогранным человеческим мышлением и свободой выбора. Сознательный человек постоянно натыкается на «каменную стену» естественных законов, в результате чего становится жертвой психологической «инертности».

«Наука научит человека… что ни воли, ни каприза на самом-то деле у него и нет, да и никогда не бывало, а что он сам не более, как нечто вроде фортепьянной клавиши или органного штифтика; и что, сверх того, на свете есть еще законы природы; так что все, что он ни делает, делается вовсе не по его хотенью, а само собою, по законам природы».

Цель социальных наук – просчитать желания человека наперед и предсказать его будущее. Тогда «на свете уже не будет более ни поступков, ни приключений». Если прислушаться к научным рациональным доводам, протест человека из подполья может показаться отрицанием ради отрицания и отречением от здравого смысла во имя иррациональной свободы. Поэтому он предпочитает прятаться, а не действовать; изолироваться, а не выстраивать диалог; озлобляться, а не искать счастья. Но даже эта стратегия обречена на поражение, как отмечает он сам, «злоба у меня, опять-таки, вследствие этих проклятых законов сознания, химическому разложению подвергается».

Однако внимательный читатель увидит в размышлениях героя Достоевского нечто большее, чем просто неприятие социальных учений Просвещения. Ему действительно удается найти противоречия в этой доктрине. Главное из них касается свободы. Сторонники Просвещения обещают освобождение от многих привычных источников контроля: семейных, политических, религиозных. Но в это же время применение принципов Просвещения ненамеренно, но ограничивает свободу. Эта проблема была емко сформулирована героем «Бесов» Достоевского Шигалевым: «Я запутался в собственных данных: и мое заключение в прямом противоречии с первоначальной идеей, из которой я выхожу. Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом».

Как такое возможно? Во-первых, социальные науки признают правдивым только то, что может быть подтверждено математикой, механикой и естественными науками, – это уже ограничение свободы. Во-вторых, сторонники Просвещения обычно слишком наивно полагают, что все их идеи очень легко претворить в жизнь. На самом деле для этого нужно изменить и человеческую натуру, и структуру общества, а это подразумевает методы принуждения и даже жестокости, что со свободой несовместимо.