Матрица Макиавелли

– А что тебя удивляет? Если ты помнишь, твой брат Али в Ливане тоже служил на таможне. И потом, Восток есть Восток, все стремятся занять какую-то государственную должность. Где власть, там и деньги. Когда это мешало правоверному мусульманину? – Черняев-Валиханов прекрасно понимал, что при перекрестном допросе факт его службы в государственных органах обязательно всплывет и лучше сработать на опережение, чем потом оправдываться. Тем более что в реальной жизни Тахир действительно работал под прикрытием в приграничной таможне – это всегда оправдывало его постоянное пребывание на границе при работе с закордонной агентурой. Особых тревог легенда Тахира у Евгения Владимировича не вызывала, она была отработана детально. Единственное, что его беспокоило: прошел ли Тахир обучение навыкам обходить ненужные вопросы при допросах с применением полиграфа. А вдруг прогресс докатился и до этой уважаемой мусульманской организации и опрос Тахира они проводят с помощью детектора лжи?

– Ладно, посмотрим, кого тебе дали в сопровождающие. Но скоро его увидеть ты не рассчитывай. Пойми, у нас свои правила. Ты – мой гость, а твой мальчик – всего лишь рядовой федаин, и за одним столом нам еще долго не сидеть. Пока он не пройдет все десять уровней посвящения, отношение к нему будет как к федаину.

– Девять.

– Что «девять»? – не понял возражения Черняева Абдул-Вали.

– Девять уровней посвящения по закону Хакима Биамриллаха от четыреста шестьдесят третьего года Хиджры, а не десять.

– Ты, конечно, прекрасно знаешь наши законы, но это вопрос спорный. Мы с тобой об этом позже поговорим, а сейчас солнце почти село, мы можем опоздать на аср. Пойдем быстрее.

Они разошлись, договорившись встретиться после вечернего намаза здесь же. Абдул-Вали ушел в тень коридора, Черняев-Валиханов поднялся к себе в комнату и стал готовиться к молитве. Возможно, в комнате стояла видеокамера, поэтому он был предельно сконцентрирован, чтобы не допустить оплошности при омовении и при совершении ракатов – строго регламентированных движений при молитве. Перед поездкой в Дубай пришлось вспомнить все тонкости мусульманского ритуала и освежить в памяти молитвы на арабском языке. Сказать, что это легко далось Евгению Владимировичу в Москве, было бы большой неправдой – память с годами стала уже не та, да и комплекция не позволяла легко сгибаться головой до пола. Но, как говорилось в одном известном фильме: «Жить захочешь, не так раскорячишься».

Закончив аср, Черняев стал ждать время магриба – время, когда солнце уйдет за горизонт. Он подошел к узкому окну и стал смотреть на гладь океана. Смотрел он на океан, а перед глазами стоял заросший кустами смородины и малины дачный участок подмосковной глубинки, на котором две маленькие девочки бегали босиком по свежескошенной траве, играя в Красную Шапочку. Он смотрел на них с неизбывной нежностью, как на самое дорогое, что у него есть в жизни, и ждал своего выхода на авансцену, ведь сегодня, как, собственно, и всегда, у него была роль Серого Волка, который должен будет расспрашивать этих двух Красных Шапочек об их бабушке и месте ее фактического проживания, а не о месте регистрации по паспорту. И не факт, что он получит ответ: старшая внучка все время привносила в классическую сказку свои новшества, уверяя, что она «боевая Красная Шапочка» и свою бабушку волку слопать не даст. Евгений Владимирович улыбнулся своим воспоминаниям, подумав, что старшая внучка уже не Красная Шапочка, а настоящий Краповый Берет на защите своей любимой бабушки.

«Да, – думал Черняев, – если бы внучки сейчас видели своего дедушку, то они точно бы не поняли, в какой пьесе он играет. То ли он серый волк, а то ли овца на заклании. И в отличие от театральной пьесы, где неудачную игру можно пережить, не обращая внимания на свист публики, здесь свистом не закончится… Да и вообще, если обычный театр начинается с вешалки, то политический „вешалкой“ заканчивается. И репетиции здесь не предусмотрены, и дублей не бывает. И фотографии на развороте в журналах не опубликуют. А иногда и могилы не найдешь… Господи, о чем это я? Старею, что ли?»