Матушка-Русь

Соболь затаился в мягком беличьем гнезде на сухой старой лиственнице. Дерево вздрагивало от ударов ветра и гудело то сердито, то жалобно. Метались встрепанные вершины елей. Зверек не знал, куда бежать, откуда ждать опасность. Всюду был этот Невидимый, со всех сторон ломал он деревья, рвал черное небо слепящим пламенем. Он не видел соболя и злился еще сильнее. В гневе он бросил огонь на соседнюю сопку.

Пробежало робкое пламя по сломленной ели и зарылось в мох, будто спряталось. Но тут же зашипели и взметнулись по елям жадные желтые языки, швырнув пригоршни искр в седые клубы дыма.

Соболь увидел, как бросился огонь на одинокую лиственницу над обрывом. Затрещало и вспыхнуло дерево от вершины до корня. Стало светло-светло. Густой желточерный дым, закручивая искры, сползал в низину. А выше дымились тучи, ставшие багрово-фиолетовыми.

Ломясь напрямик сквозь густой пихтовник, промчалась обезумевшая лосиха. За ней, отчаянно трубя, выскочил лосенок. Он потерял мать и заметался, жалобно призывая ее.

Соболь цепенел от ужаса. Пахнуло дымом, и зверек захлебнулся им. У него щекотало ноздри, першило в горле. Он чихнул и стрелой вылетел из дупла.

Соболь нырял под обомшелые колодины, карабкался по деревьям, огромными прыжками перелетал овражки и ямы. Мчался и мчался, не разбирая пути. А сзади гнался за ним огненный ураган, швыряя в небо пылающие головни.

Путь соболю преградила река. Широкая и яростная река, которой он раньше не видел. Соболь боялся большой воды — он никогда не плавал. Но страх перед огнем был сильнее всех других страхов. Он прыгнул в воду и поплыл. Его подхватило течением, он изо всех сил работал лапками, продвигаясь дальше и дальше к спасительному берегу. Таяли силы, еще немного, и он совсем ослабеет. Вдруг зверька сшибло течением, закружило и понесло на скалу, выступ которой повис над водой.

Перед серым лбом камня повисла упавшая пихта, вода чуть задевала ее вершину. Соболь рванулся к этой пихте и схватил ветку зубами. Его повернуло, подбросило, ветка хрустнула. Но зверек успел зацепиться лапой, подтянулся и влез на пихту. Под ним неслась черная вода, вскипая белой гривой у камня. Промчалась уродливая коряга. Ее ударило о камень, она лопнула, перевернулась и исчезла в водовороте.

Больше соболь ничего не видел. Он метнулся к скале, зацепился за куст, потом за расщелину, взбирался выше и выше. И, наконец, выбравшись, снова бежал и бежал, не зная куда.

Было уже светло. Зарево потускнело, над сопками широкой пеленой расплывался дым. Сквозь него еле просвечивало солнце, оно висело за этой пеленой тусклым красным шаром.

А соболь все бежал, пока не расступился лес. Он увидел квадратное поле с одинокой сосной, а за ним покосившуюся избенку. Там жили люди. В другой раз зверек повернул бы обратно и ушел бы подальше от жилья людей. Но сейчас лапы его не слушались, зрение потеряло остроту, ноздри — чутье. Он взобрался на толстый сук сосны и бессильно вытянулся на нем.

К дереву подскочила серая пушистая собака. Она металась вокруг, скребла лапами кору и даже не лаяла, а хрипела, злобно морща нос и скаля белые зубы. А соболь так устал и обезумел от страха перед огнем, что сейчас не мог понять, откуда взялась собака, и словно издалека доносился ее хрип.

Из избы вышел человек. Он окликнул собаку. Потом перелез через изгородь и подошел к сосне. Соболь дрожал и смотрел на него неподвижным взглядом.

Отпинываясь от собаки, человек принес его в избу и закрыл в подпечку, где хранились ухваты.

Соболь забился в угол и уснул. Он урчал и стонал во сне. Ему виделись вихри искр и огня над ночным лесом. А тот, Невидимый, ломился сквозь чащобу, грохоча и швыряя в соболя огнем. Соболь прижался к дереву и не мог сдвинуться с места. И вдруг Невидимый взвыл и замер. Зверек почувствовал на себе его пронзающий взгляд.

Соболь вскочил и оскалился. На него смотрели человечьи глаза. Грустные серые глаза его хозяина.

— Что мне делать с тобой, дикарь? — спросил хозяин и вздохнул. Соболь заурчал, шерсть на загривке поднялась дыбом.

Хозяин пересадил его в клетку из свежих досок и толстых проволочных прутьев.

Приходили другие люди. У них были разные по цвету глаза и смотрели они по-разному. Одни с любопытством. Другие прищуривались со знанием дела:

— Какой мех! Черный, и седина по нему, словно изморозь.

В третьих светилась зависть:

— Привалит же счастье человеку!

Четвертые… От этих взглядов у соболя холодело в груди. Они горели зеленым огнем жадности. Он метался по клетке и не знал, куда скрыться.

— Продай, — упрашивали хозяина эти люди.

Но хозяин только качал головой: нет.

Соболь ненавидел людей. Мог он перехитрить затаившуюся рысь, увертывался от цепких когтей ночного разбойника филина. Но от неповоротливого медлительного человека, который не умеет ловко прыгать и лазить по деревьям, спастись куда труднее. Человек упрям и хитер, и глаза его бросают смертельный огонь. Так говорил соболю опыт таежной жизни, так говорит выработанный веками в его роде инстинкт.

Зверек не притрагивался к еде, грыз решетку, скреб стены клетки.