Матушка-Русь

К хозяину пришел еще один человек в длинной черной шинели с красными кантами и в красной фуражке с черным верхом. У него было дряблое серое лицо, сизый нос, густые черные усы и маленькие белесые глаза.

— Что вам угодно, господин жандарм? — холодно спросил хозяин.

Но тот, не отвечая, наклонился над клеткой Дикаря и долго его рассматривал. Без любопытства и даже без жадности — с тупым безразличием.

Дикарь забился в ознобе от этого взгляда. Он с остервенением начал выгрызать мех на спине, на лапах. Он не чувствовал боли, рвал свою собственную шкурку.

— Что это он? — удивился жандарм.

Хозяин подхватил клетку, отнес ее в темный угол.

— Дикарек, Дикарек, — успокаивал он зверька.

Жандарм сказал хозяину:

— Ввиду неблаговидного поведения вашего решили власти изменить вам место ссылки. Поедете на Урал. Вот предписание. Два часа на сборы.

— Я готов, — ответил хозяин. — Вот все мои вещи: книги да соболь.

— Какой соболь? Этот? — не понял жандарм. — Зверей возить не положено.

— Разве есть такая инструкция?

— Гхым, — кашлянул жандарм. Он силился припомнить, есть ли такая инструкция. Подумав, сдался: — Такой не встречал. Ладно, забирайте.

Хозяина звали Костей. Он был худ и долговяз, на остром подбородке кудрявилась светлая мягкая бороденка. Был он когда-то студентом. В темной своей каморке на чердаке проводил опыты над лягушками и ужами, хранил в ящике под кроватью разноцветные камешки, которые подбирал на берегу или на дороге.

Из университета был уволен за политику любимый профессор, и студенты устроили бунт. В университет прибыл сам седоусый губернатор. Когда он, выкатив глаза, произносил назидательную речь, из его кармана выполз уж, и губернатор, икнув, свалился без памяти. Началось расследование. У Кости во время обыска нашли не только пресмыкающихся, но такие газеты и брошюры, от которых у жандармов потемнело в глазах.

И сослали Костю в Забайкалье на вечное поселение.

Это было в конце весны, когда в тайге расцветал яркий лохматый марьин корень, а вечерами над деревней тянули утки и хоркали вальдшнепы. Костя обомлел перед щедрой красотой сибирской природы.

Он охотничал, как и все жители деревни, собирал разноцветную коллекцию птичьих перьев и бабочек.

Чалдоны охали от удивления, словно сами они ни разу не видели таких переливов цветов и красок. А между тем прошел слух по округе, что кроме охоты и коллекций он занимается еще кое-чем. Слишком уж далеко и надолго стали уходить местные охотники. Поговаривали, что они помогают побегам ссыльных революционеров. Ясно, тут не обходится без Кости.

И жандармское начальство решило убрать его подальше от растревоженных забайкальских сел, выслать за Урал, к студеной Вишере.

Отправился с хозяином в дальнюю дорогу и баргузинский соболь Дикарь. Не малые дни ехали они, сначала на громыхающей телеге, потом в душном вагоне, на пароходе, снова на лошади.

Соболь то был неподвижен и вял, сутками не притрагивался к пище, то, изголодавшись, жадно набрасывался на мясо, пил молоко, ел хлеб. Но по-прежнему дичился хозяина, больно кусался, когда Костя хотел его накормить.

— Ему палец в рот не клади, — хохотал жандарм. — Как и человеку, впрочем. Люди — они тоже звери по сути и по природе своей, — рассуждал жандарм. — Пострашнее всякой тигры. Дай им волю — они все спалят и себя съедят, и землю, как тряпку, выжмут и наизнанку вывернут. Потому и нужна им власть и узда.

— Вы правы, только все наоборот, — ответил Костя. — Тех, кто диктует народу звериные законы жизни, я бы, действительно, не назвал людьми.

— Но-но, — покраснел жандарм и миролюбиво добавил — О высоких особах суждений не имею.

Они останавливались у речки напоить лошадей. Костя отвязал от седла клетку, поставил ее на пенек, а сам пошел расставить мышеловки и собрать ягод для зверька.

Река, зажатая лесом и скалами, казалась узкой и глубокой. Тихо шумели пихты. Вдали была видна голубая, как далекое облачко, вершина горы.

Зверек с тоской смотрел на лес и тихо стонал. Сотни запахов, родных лесных запахов, щекотали ноздри. Он слышал, как шуршат мыши под березой, сердито свистит полосатый бурундук, шмыгают на пихте юркие синички. Соболь приник к прутьям, напряженно следя за ними.

Костя принес серого мышонка. Жандарм поморщился: погань всякую в руки берет.

Костя приоткрыл дверцу, просунул в нее руку.

Соболь забился в угол и урчал.

— Весь в хозяина, — жандарм ткнул в клетку коротким пальцем. — Его кормят, а он бунтует.

Костя хотел ответить, но соболь вдруг впился ему в руку. Костя отдернул руку. Соболь метнулся в дверцу, скользнул в траву, и вот уже темная спинка его мелькнула в конце поляны.

— Держи, держи! — заорал жандарм, схватившись за наган.

Костя ударил его по руке, хлопнул выстрел, и пуля сшибла с березы осиное гнездо.

Соболь мчался огромными прыжками. Он уходил на восток, к голубой вершине. Он все еще не верил своей свободе. Настороженно принюхивался и прислушивался к чужому лесу. Здесь была такая же тайга, как и дома, за Байкалом.

Долго стоял Костя у пустой клетки и смотрел на шумящий лес. «Пусть Урал тебе станет новой родиной, Дикарь», — думал он.