Его несли в течение двух недель, и в конце концов Альманзор оказался в Мединасели. В этот момент его умом владела только одна мысль. Его власть никогда не была бесспорной и временами балансировала на грани, несмотря на известность и многочисленные славные победы. Теперь Альманзор опасался, что после его смерти начнется восстание и у его семьи отберут всю власть. Терзаемый этим страхом, отравившим его последние дни, он призвал к своей постели старшего сына Абд аль-Малика и, среди последних наставлений, потребовал, чтобы тот поспешил в столицу, оставив командование армией брату Абд-ер-Рахману, и, прибыв туда, взял все бразды правления в свои руки и был готов в зародыше подавить любые волнения. Абд аль-Малик обещал все исполнить. Но Альманзор так сильно переживал, что всякий раз, когда сын собирался уходить, возвращал его. Умирающий боялся, что забыл сказать что-то самое важное. В конце концов, молодой человек разрыдался, но Альманзор тут же упрекнул его в слабости. Сильный человек не показывает своего горя. Когда Абд аль-Малику наконец было позволено уйти, Альманзор немного отдохнул и послал за своими офицерами. Те едва узнали своего военачальника – таким бледным и измученным его еще никогда не видели. Он казался тенью самого себя и уже почти не мог говорить. Объясняясь знаками и обрывками слов, он простился со своими людьми и той же ночью, 10 августа, испустил дух. Альманзора похоронили в Мединасели, и на его могиле была сделана следующая надпись:
«Его история написана на земле, если у тебя есть глаза, чтобы ее прочесть. Видит Аллах, годы никогда не дадут миру ему подобного, и больше не будет другого такого защитника наших берегов».
Эпитафия, составленная христианским монахом и сохраненная в хронике, является не менее иллюстративной. «Альманзор, – написал он, – умер в 1002 году и похоронен в аду». Эти простые слова, порожденные ненавистью к павшему врагу, более красноречивы, чем самые помпезные панегирики.
У христиан Северной Испании никогда не было другого такого же могучего врага. Альманзор провел более пятидесяти кампаний против них – обычно он вел по две кампании в год, весной и осенью, и все они приумножили его славу. Он разорил множество городов, среди которых можно назвать Леон, Памплону и Барселону, разрушил храмы святых покровителей Галисии и Кастилии. «В те дни, – пишет христианский хронист, – поклонение божеству было ликвидировано в Испании, слава слуг Христа растоптана, сокровища церкви, собиравшиеся веками, разграблены». Поэтому христиан бросало в дрожь, когда они слышали имя Альманзора. Ужас, который он внушал, не раз выручал его из опаснейших ситуаций, куда его заводила дерзость. Даже когда он действительно попадал во власть врагов, они не осмеливались использовать благоприятную возможность. Однажды, у примеру, он проник на территорию противника через узкое ущелье между двумя горами, и, хотя его войска грабили и жгли все вокруг, ему никто не осмелился сопротивляться. Однако на обратном пути оказалось, что ущелье занято противником. Мусульмане оказались в крайне тяжелом положении, однако их командир сразу придумал смелый план. Он тщательно выбрал место, подходящее для выполнения его плана, и приказал соорудить навесы и хижины, обезглавить какое-то количество пленных и соорудить из их тел вал. Затем, после того как его кавалерия прочесала территорию и не нашла фуража, он собрал предметы домашнего обихода и заставил солдат пахать землю. Крайне обеспокоенные тем, что они увидели, – все указывало на то, что мусульмане не имеют намерения покидать их территорию, – христиане предложили мир при условии, что мусульмане оставят добычу. Альманзор отказался. «Мои солдаты, – сказал он, – предпочитают остаться здесь. Они понимают, что нет смысла возвращаться домой, потому что следующая кампания начнется почти сразу». После длительных переговоров христиане, в конце концов, согласились отпустить мусульман с добычей. Их страх перед Альманзором был так велик, что они даже решили снабдить его вьючными животными для перевозки добычи, продовольствием до границы и убрать трупы, которые мешали проходу его армии.
В другом случае знаменосец вовремя забыл знамя и оставил его установленным на вершине холма, возвышающегося над христианским городом. Там флаг развевался много дней, а христиане боялись выяснить, занимают мусульмане эту позицию или нет.