Проведя неделю в Компостеле, Альманзор приказал двигаться в направлении Ламего или, согласно другим хронистам, Малего. Прибыв в этот город, он распрощался со своими союзниками, не обделив их богатыми дарами – в основном это были дорогостоящие ткани. Из Ламего он отправил ко двору подробный отчет о кампании, который сохранился в трудах арабских авторов. В должное время Альманзор вернулся в Кордову, приведя множество христианских пленных, которые принесли на своих плечах ворота Сантьяго и церковные колокола. Ворота были использованы для крыши еще не достроенной мечети, и колокола подвешены там же. Их предстояло использовать как светильники. Кто мог предположить, что христианский король вернет эти колокола в Галисию и их будут нести на своих плечах пленные мусульмане?
Кампания в Мавритании развивалась не так благоприятно для Альманзора. Вадхи, это правда, вначале сопутствовал успех: он захватил Арциллу и Некур, внезапно напал на Зири в его лагере ночью и нанес ему большие потери, но потом удача покинула его. Он потерпел поражение и был вынужден искать убежища в Танжере. Оттуда он отправил сообщение Альманзору с просьбой о подкреплении. Те немедленно начали готовиться. Получив письмо своего доверенного лица, Альманзор приказал собрать в Альхесирасе крупные силы, а чтобы надзирать за их погрузкой на суда, он прибыл в порт лично. Его сын Абд аль-Малик Музаффар, которому он доверил командование экспедицией, переправился через пролив с хорошо оснащенной армией. Он высадился в Сеуте, и новость о его прибытии произвела желанный эффект. Берберские принцы, которые раньше поддерживали Зири, начали собираться под его знамена. Соединившись с войском Вадхи, Музаффар выступил в поход и вскоре встретился с армией Зири, шедшей ему навстречу. Генеральное сражение имело место в октябре 998 года. Оно длилось с рассвета до заката. Кризис наступил, когда солдаты Музаффара уже были на грани поражения. В это самое время Зири был ранен одним из своих собственных рабов, брата которого казнил. Нападавший ускакал к Музаффару, чтобы сообщить ему новость. Поскольку знамя Зири не было спущено, принц поначалу не поверил словам дезертира, но, убедившись в их правдивости, он начал наступление и разгромил противника. Наконец власть Зири была сломлена. Регионы, находившиеся под его влиянием, были возвращены Кордовскому халифату. Тремя годами позже – в 1001 году – Зири умер от открывшихся ран, которые ему нанес убийца.
Глава 12
Смерть Альманзора
Карьера Альманзора близилась к завершению. Весной 1002 года он начал свою последнюю кампанию. Он всегда хотел умереть на поле боя и настолько уверовал, что его молитвы на этот счет услышаны, что всегда возил с собой погребальный саван. Его сшили дочери, а деньги, на которые была куплена ткань, были получены с земель, расположенных вокруг его родного дома в Торроксе. Альманзор считал, что его саван должен быть ничем не запятнанным, и сомневался, что деньги, полученные из других источников, можно назвать таковыми. С возрастом он стал более набожным. Зная, что «если нога раба (Аллаха) покрывается пылью на пути Аллаха, то огонь не коснется его» – надо полагать, в священной войне, Альманзор имел обыкновение всякий раз, прибывая к месту остановки, аккуратно стряхивать пыль со своих одежд и сохранять ее в сосуде, сделанном специально для этой цели. Этой пылью его должны были посыпать, когда он испустит свой последний вздох и будет положен в могилу. Он твердо верил, что его труды в религиозных войнах станут достаточным оправданием для него перед Высшим судьей.
Последняя кампания Альманзора, направленная против Кастилии, была такой же успешной, как все предыдущие. Он дошел до Каналеса, что в Риохе, и уничтожил монастырь Святого Эмилиана, покровителя Кастилии, так же как и пятью годами раньше уничтожил храм святого покровителя Галисии.
На обратном пути Альманзор ощутил обострение болезни, которой страдал. Не доверяя лекарям, не имеющим общего мнения относительно природы его недомогания и необходимого лечения, он упорно отказывался от медицинской помощи и решил, что уже не поправится. Альманзор больше не мог сесть на коня, и его несли на носилках. Он страдал от сильных болей. «Из двадцати тысяч солдат моей армии, – утверждал он, – никто не страдал так сильно, как я».