Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Сулейман подчинился. Тогда гроб вскрыли и Али спросил слугу Хишама, является ли тело, которое находится в гробу, телом его хозяина. Слуга, несомненно знавший, что Хишам еще жив, но запуганный Али, ответил утвердительно и для верности указал на черный зуб трупа. Его свидетельство подтвердили другие, желавшие выслужиться перед Али или опасавшиеся его недовольства. Таким образом, славяне были вынуждены согласиться, что их законного монарха больше нет, и признать Али его преемником. После этого Али первым делом приказал казнить Сулеймана, его брата и отца. Когда последнего вели на казнь, Али спросил:

– Ты убил Хишама?

– Нет, – ответствовал набожный старик, который все свое время посвящал религии и не участвовал в политических событиях. – Бог свидетель, мы не убивали Хишама. Он все еще жив и…

Али, которому вовсе не нужны были опасные разоблачения, поспешно сделал знак палачу, и меч упал. А предполагаемый труп Хишама II вернули в королевскую гробницу.

Был ли законный монарх действительно мертв? Бесконечные междоусобицы делают ответ на этот вопрос практически невозможным. Точно известно, что Хишам больше никогда не появлялся на публике, и тот, кого впоследствии выдавали за него, был самозванец. Но, с другой стороны, не было никаких доказательств того, что Хишама убил Сулейман или он умер естественной смертью во время правления этого принца. Хорошо знавшие его сторонники Омейядов говорили, что тело, предъявленное им Али, не принадлежало Хишаму. Правда и то, что Сулейман объявил кордовской знати, что Хишам умер, однако его свидетельство представляется нам ненадежным, и Али мог заверить его, что лжесвидетельство спасет его жизнь. Следует помнить, что Сулейман не был кровожадным, и едва ли он мог совершить преступление, которое претило даже ужасному Махди. Следует также отметить, что, если Хишам действительно умер во время правления Сулеймана, он бы предъявил тело кордовцам, как того требовал обычай. Люди Омейядов утверждали, что он слишком сильно презирал кордовцев, и поэтому не сделал того, что должен был сделать. Правда, они забывают, что он не презирал славян, делал все возможное, чтобы они его признали, и наверняка пожелал бы убедить их в смерти несчастного халифа. Наконец, мы располагаем свидетельством престарелого отца Сулеймана, который, несмотря на утверждение сына, призвал Бога в свидетели того, что Хишам жив. Стал бы этот благочестивый старик перед смертью лгать? Едва ли.

Все эти соображения наводят на мысль, что есть какая-то доля правды в рассказах женщин и евнухов сераля. Они утверждали, что Хишам сумел сбежать из дворца во время правления Сулеймана, некоторое время скрывался в Кордове, зарабатывал себе на жизнь простым трудом, а потом бежал в Азию. Знал ли о побеге Сулейман? Поклялся ли Хишам больше его не тревожить? Поддерживали ли они впоследствии связь? На эти вопросы и поныне нет ответов. По нашему мнению, нет ничего невероятного в том, что Хишам, которому надоело слышать свое имя, используемое в качестве боевого клича разными амбициозными людьми, не оставившими ему даже тени власти, пожелал скрыться в удаленном уголке Азии, где в тишине и покое окончил свою жизнь, в которой было много боли и страданий. Как бы то ни было, теперь в Испании правил Али, и на горизонте замаячила другая, более процветающая эпоха. Хотя основатель династии Хаммудитов был наполовину бербером, он с самого начала выказывал явную благосклонность к андалусцам. Он внимательно слушал песни их поэтов – которые едва ли понимал, давал аудиенции всем, кто их просил, и безжалостно подавлял вымогательства берберов. Он жестко наказывал все преступления против собственности. Однажды, к примеру, он встретил бербера, который вез корзину винограда. Халиф остановил его и спросил, как к нему попали фрукты. Всадник удивился и беззаботно ответил, что фрукты ему понравились и потому он их взял. Признание стоило ему жизни. Али задумал даже более широкомасштабное мероприятие – вернуть кордовцам все, что было отнято у них во время гражданских войн. К несчастью для кордовцев, Хайран заставил хозяина изменить политику.