Мавританская ведьма (СИ)

  Он стоял там, маленькая коренастая фигура, безмолвный, безмолвный, и смотрел на нее, на демона, который возник из того же измерения безумия, что и адская вонь, крик и тени. И снова в Лиз закралась истерия. Ее руки начали дрожать. Она так сильно вцепилась в подоконник, что два ногтя ее правой руки отломились, и кровь залила потрескавшееся дерево. Она почувствовала боль, и это было очень плохо, но она не отреагировала на нее, потому что внезапно возникли два типа восприятия, две реальности, которые существовали бок о бок и одновременно: в одной из них. она стояла здесь и смотрела на одного из них в пустой двор, и ее пальцы кровоточили и мучительно болели, и она сходила с ума.

  В другом все было правдой - тень, Ольсберг, горящий дом ... Тогда она знала, что делать.

  Она не разбудила Стефана, потому что знала, что он не может видеть фигуру внизу - она ​​исчезнет, ​​как только он встанет рядом с ней, или, что еще хуже, останется там, видна только ей, но Стефан не увидит. она, потому что это была ее единственная битва, маленькая личная война, которую можно было вести и решить только между этим подлым стариком и ею.

  Но он был там!

  Медленно, прижав поврежденную руку к ночной рубашке, чтобы не оставлять пятен крови на белом ковре, она вышла из комнаты, вошла в кабинет Стефана, включила настольную лампу и открыла записную книжку, которая стояла под рукой рядом с телефоном. . Когда она набирала номер Ольсберга, ее пальцы оставляли грязные красные следы на белой бумаге и сразу после этого на циферблате телефона.

  Прозвучал гудок; два, три, четыре, пять раз подряд. Но было три часа, и Олсберг определенно не спал рядом с телефоном. На мгновение она задалась вопросом, что сказать, если это был не он, а его жена - женат ли он? Она не знала - ни его экономка, ни кто-либо еще должен был ответить на звонок, но прежде чем вопрос полностью проник в ее сознание, на линии раздался мягкий щелчок, а затем она услышала голос Ольсберга, мягкий, сонный, немного злой и очень ошеломленный, но отчетливо его голос. Его голос.

  Голос Олсберга, говорящий на машине Олсберга в пяти километрах от него, в его доме в Шварценморе, явно был его голосом.

  Голос того же мужчины, которого она видела у своего дома менее двух минут назад.

  Лиз уставилась на телефон, и внезапно ее пальцы задрожали так сильно, что она едва могла их держать. Боль в руке усилилась. Кровь текла по телефону, по ее запястью и капала на открытые страницы адресной книги Стефана.

  Голос Олсберга раздался из телефонной трубки, теперь он стал немного более настороженным - и явно более злым - и лай Кэрри снова раздался со двора. Она знала, что если она вернется сейчас, то снова увидит его стоящим внизу; тот же человек, который был на другом конце телефона в трех милях оттуда.

  Она рывком повесила трубку, развернулась и выбежала из комнаты.

  22-е

  Когда она спускалась по лестнице, ее рука начала болеть сильнее, а когда она добралась до кухни и впервые изучила расколотые ногти в ярком неоновом свете, ее начало тошнить - и, конечно, было еще больше. Стиснув зубы, она доковыляла до раковины, открыла кран и держала раненую правую руку под струей холода, в то время как другой рукой она неловко искала, к чему бы связать пальцы. У них была аптечка в ягуаре, но она была снаружи, в сарае, и мысль о том, чтобы выйти на улицу сейчас, была настолько невообразима, что она не могла даже закончить ее.

  Но и рана перестала кровоточить; ледяная вода, очевидно, творила чудеса и притупляла боль, и не только его. Ее рука онемела до запястья. Воспользовавшись этим обстоятельством, она надела импровизированную повязку в виде наполовину чистой кухонной тряпки, неуклюже завязала концы ткани и выключила воду. При этом ее взгляд упал в запотевшее зеркало, висевшее над раковиной.

  Ее почти поразило собственное отражение в зеркале, но в то же время оно показалось отрезвляющим - как бы плохо она ни выглядела, в бледном лице, которое смотрело на нее из зеркала , не было ничего призрачного . Она была очень бледной - на самом деле это был первый раз, когда она увидела кого-то, кто действительно побелел, - и под ее глазами были темные круги, которые можно было бы ожидать от того, кто практически спал вторую ночь. Несмотря на усталость, она ложилась спать только около полуночи, а три часа, которые она спала, утомили ее еще больше. Ее глаза были тусклыми, и ее взгляд напомнил ей немного сумасшедшего - он был диким и стремительным, и она просто не могла удерживать взгляд - но в целом она могла выглядеть напряженной, усталой и больной - но не очень сумасшедшей. «Самое большее, чем зарезанная свинья», - добавила она насмешливо, потому что ее расколотые ногти обильно кровоточили, так что на ее белом неглиже появилось огромное красное пятно.