Мажарин

Этот немой крик рвет ей внутренности. Она напрягает горло, связки, собирает все силы, все до последней капли, для одного единственного слова — «Отпусти!».

Сколько раз она просыпалась от собственных криков — не счесть. Словно декорации спектакля, менялись детали, менялись цвета, мебель, менялся даже цвет обоев в гостиной, но одно оставалось неизменным: она не могла вырваться.

Каждый раз во сне она придумывала что-то новое, искала потайные выходы, бегала по дому, открывая двери одну за другой, неслась из комнаты в комнату, как по лабиринту, но выхода не находила.

Она не могла вырваться из того дома во сне. Точно так же она до сих пор не могла вырваться из оков своей боли наяву. Тогда в раз у нее все отняли, а вернуть все за раз не получалось. От такого прошлого не отмахнешься в одну секунду.

Нормальная жизнь возвращалась к ней по кусочкам.

— Мариш, что случилось? — вернувшись, спросил Сергей, заметив ее озадаченность.

Он пришел с пробежки, уже успел принять душ, а Мариша, еще до его ухода поставив на кровать дорожную сумку, так и не бросила в нее ни одной вещи.

— Так давно никуда не ездила, что даже не знаю, что с собой брать. У меня даже футляра для зубной щетки нет. — Присела на краешек кровати и обхватила себя за локти, зябко ссутулилась, будто замерзла.

Разумеется, о нежелании ехать куда-то говорить Серёжке не стала. Лишнее это. Решила не тревожить его своими страхами и не расстраивать.

— Тогда вообще ничего не бери. На месте сразу поймешь, что тебе нужно — пойдем и купим.

— Отвернулся, открыв шкаф. Достал футболку и шорты, быстро натянул их на себя. Марина отвела глаза от его шрамов, посмотрев на дно пустой сумки.

— Замечательно, — рассмеялась, этим смехом прогнав внутреннюю дрожь. — Приедем в гости и вместо того, чтобы душевно общаться с твоими родственниками, будем носиться по магазинам Маринке вещи покупать. Нет уж. Брату позвонил?

— Позвонил. Он в Грецию с женой умотал, в отпуск. Тете Люде позвонил, нас уже ждут. Лёха как раз через пару дней вернется.

Мажарин распахнул другую дверцу шкафа и, порывшись в Маринкиных вещах, стал забрасывать кое-какие в стоящую на кровати сумку.

— Что ты делаешь? — удивленно спросила Марина, хотя вопрос не требовал объяснений.

— Вещи тебе собираю, — спокойно откликнулся Серёжа, так же спокойно продолжая выгребать с полок ее джинсы и футболки. — Зубную щетку, шампуни и прочий хлам везти с собой не нужно. Магазин от дома в пяти минутах, зайдем и купим все. Вечернее платье и шпильки тебе тоже не понадобятся. У Лёшки двое детей, гулять будем там, куда сможем взять мелких. Лифчики тоже можешь не брать… — будто между делом добавил он, бросив в сумку ворох трусиков.

— Почему это?

— Потому что мне нравится, когда ты без лифчика.

— Ой, Мажарин, отойди, а то ты меня сейчас соберешь! — смеясь, вскочила Марина и отпихнула его в сторону. — Лифчики ему не брать… Вспомни о приличиях, с нами будут дети!

— Я все утро к этому морально готовлюсь. Ты даже не представляешь, что это за чертята.

— Готовишься? Правда? Обещаешь не лезть ко мне под юбку?

— Если только ты будешь в джинсах.

Глава 21

Тревога Марины немного улеглась, когда они с Мажариным приехали на Ленинградский вокзал и сели в поезд.

— Волнуешься? — понимающе улыбнулся Сергей, безошибочно угадав Маринкино волнение.

— Нет, — сначала соврала она, но потом призналась: — Конечно, волнуюсь. Вдруг я не понравлюсь твоим родственникам.

— Не говори глупостей. Как ты можешь им не понравиться?

— Не знаю. Я трусиха, — пожала плечами, покрепче усаживаясь в кресле. Глянула на часы: десять минут до отправления.

— Женщины все — трусихи.

— Нет, есть женщины сильные.

На эти слова Сергей тихо рассмеялся:

— Есть. Сильные. Но падающие в обморок при виде мыши или таракана.

— Я про силу характера, — уточнила Марина, загоревшись доброй искоркой спора.

— Я тоже. Можно быть чертовски сильным человеком, сидеть на диете, отказываясь от сладкого, но орать на мать, бабушку, жену или детей, если быть не в настроении.

— Ты про ценности.

— Про то, что у каждого свое понимание силы. Ценностей тоже.

— Люди ведь не машины, чтобы всегда и при любых обстоятельствах держать себя в руках.

— Не машины, — согласился Мажарин. — Но машины не умеют извиняться, а люди вроде бы должны уметь.

— Это точно, — вздохнула Марина.

Рассеянным взглядом она оглядывала вагон и входящих в него пассажиров. Большие люди, маленькие люди. Разные. Они укладывали на полки багаж, усаживались в кресла. Они улыбались, разговаривали, молчали, смеялись. Ждали.

Когда поезд тронулся, пейзаж слился в одну неразличимую полосу, и смотреть в окно стало бесполезно. Мысли у Марины тоже побежали, но как будто и не в голове, а рядом; душа наполнилась детским восторгом, потому что даль всегда манит неизвестностью.

Поезд тронулся. Полупустой. Но битком набитый надеждами, стремлениями, ожиданиями.

Сергей сжал руку Марины, выводя тем самым девушку из полудремотного состояния, в которое она, задумавшись, погрузилась.

— Серёжа, ты чего-нибудь в жизни боишься?

— Ничего. За тебя.