Конструктор или мозаика? Машина или робот? Не определившись с выбором, Мажарин посчитал: в магазин нужно идти с племянниками и купить то, что они сами выберут. У любого ребенка есть мечта: то, что родители по каким-то причинам не покупают. Родители не покупают, но может подарить добрый любящий дядя.
— Серёж, поднимайтесь в комнату… ту, что около Лёшкиной спальни… ты знаешь! — крикнула Людмила Захаровна уже с кухни. — Митя, Тима, давайте ужинать и спать, поздно уже!
На второй этаж вела широкая лестница. Марина и Сергей поднялись в комнату, переоделись в сухие удобные вещи и снова спустились в кухню.
— Почему Тима, — спросила Марина.
— Димку мы Митькой зовем, а Тимофей — Тимоша. Но потом как-то само пошло… кричишь, зовешь, все быстрее надо, всегда ж куда-то торопимся, вот Тима и получился.
— А это твоя невеста? — спросил Дима у Сергея.
— Да, — улыбнулся Мажарин.
— А почему без свадебного платья? — засмеялся мальчик.
— Ой, Митька, юморист нашелся, ешь не отвлекайся, — одернула Людмила Захаровна.
— Отдыхающие наши чего с собой детей не взяли?
— Ой, Серёж, да собирались сначала с детьми, а потом передумали. Пусть сами отдыхают. Да и мне не по себе стало, как представила, что дом пустой будет.
— А так всегда. С ними шум-гам, покоя хочется, а хоть на день увезут куда, душа не на месте, не хватает чего-то. Привыкли уже всем табором жить, — поддержал жену Евгений Семенович, и в его голосе проступила нескрываемая теплота. Он протянул руку через стол и потрепал по волосам младшего внука: — Да, Тимошка?
— Угу, — кивнул мальчик, уплетая суп.
— Тимофей у нас скромный мальчик, сами не знаем, правда, в кого, — засмеялась Людмила Захаровна.
— Люд, сколько ты нас голодом будешь морить? — поторопил жену Евгений Семенович.
— Всё уже, всё, накрываю!
— Давайте я помогу, — предложила Марина, поднимаясь из-за стола.
— Нет-нет, сиди, я сама, — уверенно отказалась Людмила Захаровна, кладя руку на ее плечо и снова прижимая гостью к стулу.
Ужин, как показалось Марине, прошел быстро. Наверное, потому что она была очень голодна — ничего ж практически с утра не ела. Поэтому только еда и запомнилась: невероятно нежный бефстроганов, сельдь под шубой, запеченные в духовке овощи, пирог с капустой и цыпленок табака с невероятно хрустящей корочкой. Остальное словно протекло мимо. Она, как и внуки Людмилы Захаровны, только ела, а в разговорах лишь поддакивала или качала головой.
Уложить детей сразу после ужина, конечно, не удалось — им тоже хотелось и внимания, и общения. Все перебрались в гостиную: Мажарин и Евгений Семенович с коньяком, Марина и Людмила Захаровна с чаем.
Ветер за окном бесился. Дождь разошелся, постепенно превратившись в град. Периодически стекла трещали и звенели — как будто кто-то горстями кидал в них мерзлые горошины. Деревья роптали, возмущенно гудя. Все оживилось звуками.
Стук, вой, грохот, скрип, словно стон…
Наблюдая за дьявольским ненастьем, Марина нависла над подоконником. Мальчишки, повторяя за ней, тоже прилипли к окнам, но вскоре потеряли интерес. Небо было совершенно черным, свет фонарей рябил от дождя и града — ничего особо не разглядишь.
— Ребят, пойдемте спать, пора, поздно уже, — строже и громче сказала Людмила Захаровна.
Внуки, пытаясь протестовать, все же поплелись за бабушкой. Марина, глядя на них, улыбнулась.
Дети — маленькие, странные, пока чуждые ей существа. Жизнерадостные, они не попадают под влияние природы, их еще не одолевает меланхоличное настроение, не разъедает неопределенная унылая тоска. Не боятся они перспектив и планов. Пообщавшись с ними, невольно задумаешься, может, стремление взрослых искать причины неудач в прошлом — это лишь попытка оправдать собственное бездарное существование в настоящем? А дети счастливы. Тем простым счастьем, которое взрослым почему-то очень сложно найти, но очень просто потерять.
Марина подняла книжки-раскраски, валяющиеся на полу, и бросила их на журнальный столик. Нестерпимо захотелось вдруг разрисовать свою жизнь, раскрасить яркими цветами так же, как маленький Тимошка раскрасил свои картинки.
Жить захотелось, радоваться, и, подобно детям, не замечать ничего, что могло быть хоть как-то омрачить эту радость. Стереть бы из жизни все лишнее, ненужное и неуместное.
Большие настенные часы, висящие над камином, удивляли временем — уже за полночь. Там же, над камином на полке, стояли рамки с семейными фотографиями. Не сдержав любопытства, Марина подошла, чтобы рассмотреть их поближе.
Узнала тетю Люду и дядю Женю. На первом фото они моложе, Евгений Семенович какой-то необычно строгий, а Людмила Захаровна наоборот — веселая раскрасневшаяся, прижимается к нему, держа под руку. Вот и Алексей с женой — свадебная съемка, красиво все и помпезно. Вот снова Лёшка, уже с детьми. И снова он — сидит на берегу озера, согнув колени и сложив на них сцепленные руки. Обернувшись, через плечо смотрит в камеру. Щурится от солнца и улыбается, лицо еще юное, узкое. Рядом парень — в той же позе, что и Лёша. Оба они без футболок, с голыми спинами.