Мажарин

Открыв одну дверцу, обнаружил за ней банку кофе. Распахнув другую — темно-красные кружки. Кухонный гарнитур у Маринки тоже бордовый с серой столешницей. Стеклянный стол. И еще много других мелочей в глаза бросились.

Конечно, это могло быть просто совпадением, но только не в их случае. Сегодня наконец понял, почему с первого дня мучило странное ощущение: будто уже был в этой квартире. Все, как у него семь лет назад. Наверное, любую вещь без Маринкиной помощи мог тут найти.

Снова наткнувшись взглядом на мужскую толстовку, висевшую на спинке стула, вспомнил, как задел его сам факт нахождения у Марины в квартире мужских вещей. Очень болезненно задел. Это означало, что она с кем-то сблизилась, подпустила к себе кого-то. Привыкла, притерлась.

Она смогла жить новой жизнью. Без него. А он нет. Он без нее так и не смог.

У него есть все и ничего одновременно. Цель достигнута. Сделка века совершена.

На счетах приличная сумма денег. Настолько приличная, что можно до конца жизни не работать, ничего не делать, жить безбедно и ни о чем не беспокоиться: денег хватит не только ему самому, но и детям, и внукам. Только вот семьи у него нет. Никого нет. Ни жены, ни детей. Даже просто любимой женщины нет. Потому что жил все это время холодно, тихо. Бесцельно…

Взял со стула кофту. Темно-синяя, с белой надписью. Маринкина вещь. Ею пахла.

Ее духами, ее запахом и ничем больше. Она сама эту толстовку носила. И те другие мужские вещи, которые заметил в шкафу, тоже носила только она.

Некоторое время Мажарин смотрел на Марину, словно ждал от нее какого-то признания.

— Ну, теперь ты знаешь, с кем я живу, — нервно засмеялась она, отходя подальше и вжимаясь в стену.

— Давно? — приблизившись, осторожно заглянул в глаза, как будто боясь спугнуть любое проявление чувств, любую смену эмоций.

— Лет шесть.

— Где год была?

Она молчала. Кажется, и дышать перестала.

— Где год была? — снова спросил он. — Почему университет бросила?

— Егор забрал документы. Я заболела. А ему, видимо, надоело объясняться с кураторшей, — ответила затухающим голосом.

Сергей едва заметно кивнул. Про учебу от Нинки знал. Она сказала, что первого сентября

Маринка не появилась в университете, на занятия не ходила. То, что брат забрал документы, она тоже ему сказала.

— Но вуз я закончила, — добавила Марина. — Восстановилась потом и закончила.

— Ты сказала, что узнавала про меня. Что значит «узнавала»?

— Егор рассказал мне, как… как все случилось… — замолчала, видя, как Мажарин побагровел.

— Дальше, — накаленным голосом приказал Сергей, не отпуская ее взгляда.

— А потом я попросила подругу… найти тебя.

— Что за подруга?

— В Склифе работает… медсестра… — сказав, тут же оборвалась: незачем выдавать такие подробности.

— Не слышал про такую.

— Позже подружились… чем мы с тобой…

— Позже насколько? Пытаюсь вычислить промежуток, за который эта подруга успела стать такой близкой, чтобы искать меня по твоей просьбе, и очень затрудняюсь.

— У нее это быстро вышло… быстрее, чем если бы я сама больницы обзванивала.

— Нет, не быстрее, — покачал головой. — Ты бы могла сама узнать все за минуту, если бы позвонила Вите или Нине.

Марина неловко замолчала, сконфузившись: такой вариант она даже не рассматривала.

— Я ничего не говорил ему, — ответил на невысказанный вопрос. — Зачем мне его впутывать? Сказал, что на меня хулиганы напали, никого не видел, не знаю, не помню.

— Он поверил? — спросила, еще больше смутившись.

— Нет. Но свои мысли по этому поводу держит при себе. Слава богу. Никто не понял, что и почему произошло у нас, но я был очень убедителен, когда просил не лезть не в свое дело, — мрачно усмехнулся.

— А ты знаешь, что Егор умер? И Харин… они оба…

— Знаю. Тоже узнавал, — зло засмеялся.

— Достойно сдохли. Позорно. Особенно Харин. Оба. Как последние твари, — тоже кривовато рассмеялась и подумала, что только Сережа поймет ее смех и злорадство. Только он сможет понять ее ненормальную нечеловеческую радость.

— Ты же мне не врешь, правда? — Мажарин усмирил смех, закаменев лицом.

— Нет.

— Я знаю, что нет. Знаю, что ты мне не врешь. Никогда не врала. Ты всегда мне говорила правду. Только не ту. Другую.

После этих слов Марина замерла, чувствуя, что врать все-таки придется. По- видимому, сейчас пойдут именно те вопросы, на которые она отвечать не собиралась.

— Кто тебе Харин? Какая у тебя с ним связь? Какое отношение к тебе имело это ублюдочное дерьмо? Он был твоим любовником?

— Нет. Он не был моим любовником. Мой любовник — это ты, потому что от слова «любовь». А он… он ублюдочное дерьмо.

Мажарин посмотрел на нее с новым, прилившим интересом.

Марина ждала еще вопросов, но он внезапно смягчился, отступил:

— Запри за мной дверь, — и ушел.

Ушел, оставив ее со странным ощущением. Голова гудела тупой болью, измученная душа требовала покоя. Хоть немного, хоть на короткое время забыться и ни о чем не думать.

Все смешалось. Прошлое и настоящее. Все спуталось. О чем можно говорить, о чем нельзя, не различала уже.

***

— Ты дома? Я заеду, привезу, что ты просил, — торопливо сообщил по телефону Витя.