Мазохизм смерти и мазохизм жизни

Мы переходим к отличному психопатологическому пейзажу, который, также будучи психотического порядка, является антиподом холодного психоза при анорексии, – к паранойе. Все то, что мы можем сказать о паранойе, мы узнали из его фундаментальной статьи П. К. Ракамье 1966 года (Racamier, 1966). Если в этом контексте мы говорим о паранойе, то в первую очередь не из-за садомазохизма паранойяльных больных, выявленного многочисленными авторами (Ж. Малле, П. К. Ракамье и др.) и Фрейдом еще в 1908 году (Freud, 1973c, p. 152): «Бред паранойяльных больных является фантазмом той же природы, однако он становится осознанным и содержится в садомазохистической составляющей сексуального влечения…». Как известно, параноик защищается от гомосексуальности, но также и более всего посредством гомосексуальности через цепляние к отцу и к объекту от первичной, пассивной связи с матерью, связи, которую он ощущает как уничтожающую. Они также защищаются от шизофренического развития, впрочем, и от подлежащего депрессивно-меланхолического психоза. Если вернуться к основным тезисам П. К. Ракамье, появляется вопрос, нельзя ли в этой же логике говорить о паранойяльной защите от развития смертоносного мазохизма в помощь вторичному мазохизму, который параноик пытается удерживать как возможную связь с объектом, следовательно, оставаться на уровне хранителя жизни. Это предполагает, что в паранойе есть также дисфункция первичного мазохизма, что, впрочем, уже было выявлено Ж. Малле[33]. Однако необходимо заметить, что, если дисфункция существует у паранойяльных больных, у которых также нет явных признаков нарушения внутренней непрерывности (они защищаются от этого всей своей системой защит), то, возможно, это обнаруживается у всех других психотиков. Вторичный мазохизм, призванный «исцелять», переживается паранойяльными пациентами разными способами, более или менее явными, но мы думаем, что именно он находится в центре бреда преследования. Паранойяльное преследование имеет, как мы знаем, различные смыслы: он может быть мегаломаническим нарциссическим вознаграждением, он жестко сохраняет отношение с объектом как защиту от любой нарциссической регрессии (переживаемой как уничтожающей), однако он имеет также значение мазохистического наслаждения, преследователь переживается как садистический объект. Однако эти преследуемые-преследователи, какими являются паранойяльные пациенты, являются, как мы знаем, садистами в своих социальных отношениях и в широком смысле (стремление к овладению, разрушению, захвату), и в узком смысле посредством сексуализации социальных отношений. Те из нас, которые занимались лечением паранойяльных пациентов долгое время, несомненно, ощущали в контртрансфере их садизм, проявляемый различными способами, но чаще всего через вводимые ими правила (их гораздо больше, чем мы думаем…) говорить им лишь то, что они готовы слышать, и даже через отрицание нашей свободы в качестве аналитика и человеческого существа. Это сохранение, даже усиление садизма является основной действенной защитой от смертоносного мазохистического развития, у этих пациентов такая защита удается, потому что проекция, мы знаем, играет у этих пациентов очень важную роль.