– Мы пришли с миром! – вещал отец Сильвестр.
– Отдайте нам жену графа Рожера, и можете уходить! – твёрдо, шалея от собственной дерзости, сказал Плотин.
– Мы не тронем вас, и даже, отпустим всех захваченных нами ваших соплеменников, – печальный от того, что его старший сын умер от потери крови, проговорил кузнец Георгий.
– Мы не причиним благородной даме, ни малейшего вреда. Мы просто, с её помощью, хотим договориться с графом Рожером, – прищурив глаза, тихо промолвил Фахид.
– Что-то ещё? – молодой но грозный Вильгельм де Скальфо, положа руку на рукоять меча, скрипя зубами от бешенства, сделал шаг вперёд. – А вшей вам не вычесать? Ноги не согреть? В задницу не поцеловать? А? Убирайтесь прочь, грязные твари! Прочь, пока я не приказал повесить вас, на стенах этого замка! Вам не долго осталось жить, продажные ублюдки, наслаждайтесь последними деньками! Как только придёт Рожер… О-о-о, тогда каждый из вас пожалеет, что вообще родился на свет! Он повесит вас, на ваших собственных кишках!
Посланники Тройны в испуге попятились, а еврей Иаков, отступая, кинул на Вильгельма, злобный, но в тоже время хитрый, с издевкой взгляд, тотчас опустив голову.
Разозлённые их несгибаемостью, восставшие жестоко казнили всех захваченных в плен нормандцев, на глазах осаждённых в замке.
Рожер разорял окрестности Никозии.
– Серло! Бери два десятка рыцарей, и двигай к Рометте. Мы должны, во чтобы-то не стало, удержать Мессину! А я, в Тройну! Дадим просраться этим голодранцам! За мной, воины!
В Тройне достойно приготовились к встрече Рожера, и клин рыцарей, увяз на баррикадах и завалах, перегородивших узкие улочки города. Стоило рыцарю замешкаться и остановиться, как к нему кидались десятки врагов, стаскивали с седла, и убивали, под восторженные крики. Под градом камней, стрел, копий и дротиков, потеряв много достойных воинов, всё же, нормандцы, прорвались к замку.
Весь покрытый кровью врагов, на шатающемся от усталости коне, Рожер въехал в замок. Воины, встретили его радостными, приветственными криками.
Соскочив с седла, Рожер первым делом, обнял жену и расцеловал детей.
– Эй, Вильгельм, распорядись напоить и накормить коней! Сегодня мы отдохнём, а завтра, сметём эту нечисть, с лица земли!
Глава двенадцатая
Соскучившись, Рожер прошёл в покои жены, и покрывал её лицо поцелуями, когда кто-то, робко постучал в дверь.
– Какого дьявола!
– Господин граф, беда! Беда! Лошади пали! Все!
Рожер опрометью бросился в конюшню, где на укрытом сеном полу, жалобно хрипя, с пеной на губах, умирали кони.
– Что за…
– Я думаю, что зерно отравлено.
Рожер схватил за грудки Юргена, управляющего замка.
– Что?! Зерно отравлено? Откуда оно?
– На днях доставили… от купца Иакова… Вы сами распорядились… закупить у него…
Рожер отшвырнул Юргена и схватился за голову, рвя на себе волосы.
Юрген встал, и отряхиваясь, смело продолжил:
– Осмелюсь доложить, господин граф, что и дрова, кожи и шкуры, которые подрядился поставить в замок купец Иосиф, не доставлены. И я подозреваю, что и то зерно, которое мы, по вашему указанию, закупили в Тройне, а также мясо и рыба, тоже отравлено. Эти ублюдочные твари, всё давно спланировали и подготовились.
Рожер стонал, чувствуя свою вину. Он сам поручил купцам из Тройны, обеспечить замок продовольствием и припасами, щедро заплатив им вперёд. «Твари! Скоты! Ублюдки! Отныне и впредь, я не допущу такой ошибки!».
Опустившись на колени, точным ударом кинжала, он избавил от мучений своего самого любимого коня, и плача, срезал с его ноги большой кусок мяса.
– На, зажарь и принеси мне. Я хочу знать, можно ли его есть.
– Господин граф, это опасно! Прикажите другому! Я, с радостью приму ради вас смерть! Не ешьте это мясо!
– Я сказал, принести мне! И только мне! Мне, первому!
Мясо отравленных животных, после обжарки, годилось для еды, и это радовало, так как давало возможнось гарнизону замка просуществовать. Остальные, заготовленные на зиму припасы, выбросили. Отведав их, сдохли все собаки в замке, коты, крысы и другая живность. Птицы, поклевав зерна, околевали прямо на месте. Голод, своей властной рукой, сжимал горло осаждённых в Тройне.
Понятное дело, что без коней, в пешем строю, им было не прорвать осаду. Они всё же попытались, но осыпаемые стрелами, камнями из пращей, отступили, потеряв более двух десятков воинов убитыми и раненными.
Тут ещё наступила, необычайно суровая для Сицилии, морозная зима. К мукам голода, добавилось и мучение от холода. Дров не было. И за первые две недели, в замке было сожжено всё, что могло гореть, и вскоре, люди начали замерзать. Тёплых вещей и шкур, тоже не запасли. У Рожера с Юдит, был один шерстяной плащ на двоих. В зале, где были дети, верные и преданные слуги, едва-едва поддерживали огонь в очаге, не давая девочкам замёрзнуть. И взоры многих воинов, их жён и детей, обращались к одной единственной оставшейся в живых козе, которую кормили остатками сена, и которая давала немного молока для детей графа.
Маркус Бриан, в надежде на подаяние, ходил среди защитников замка, проповедуя: