Меч и Крест

Все присутствующие, прекрасно понимали, что обещанные Фахидом люди, не воины, а кое-как вооружённые мусульманские крестьяне и ремесленники из окрестностей Тройны.

Они склонили головы, чертя на полу план города и обсуждая свои действия.

– Я думаю, через седмицу…

– Да, самое время.

– Давно, пора.

Еврей Иаков решил вставить своё слово и задумчиво сказал:

– Надо как-то вдохновить людей, ну, это, поддержать их…

Все одновременно посмотрели на него, словно ожидая чуда. Ну, давай же, жадный еврей, раскошеливайся, потряси мошной, поддержи людей! Но чуда не произошло. Иаков сидел, ни на кого не глядя, опустив глаза в пол.

Один из Константинополя, чувствуя, что сейчас может начаться новая склока, тяжело вздохнул и сказал:

– Наш божественный император Константин (Константин Х Дука), да будет благословенно имя его, шлёт храбрым жителям Тройны, двадцать тысяч золотых безантов.

Собравшиеся, одобрительно зашумели, а еврей Иаков, жадно потёр руки.

И никто их них не знал, что изначально сумма, отправленная из Константинополя, была вдвое больше, но половина – 20 тысяч безантов, благополучно осели в казне Имогена.

Глава девятая

Одо проснулся от шума боевой схватки и криков на улице. Столкнув с груди черноволосую голову девчонки, с которой развлекался этой ночью, он откинул покрывало из овечьей шерсти, и как был, голый и босый, вскочил на ноги, сразу же нащупав рукоять меча. «Перепились они там что ли? Или… сарацины напали?».

Узкая и низкая дверь отлетела от удара, и в комнату одновременно попытались просунуться трое.

– Вот он! Здесь!

– Смерть ему!

– Убить! Смерть!

В маленькой комнатке, где едва вмещалась лежанка, было не размахнуться, и Одо, мечом в ножнах, ткнул прямо в эту орущую толпу.

Он попал кому-то в лицо, тот отшатнулся и закричал от боли. Кто-то, в темноте, ухватился за ножны, пытаясь вырвать у него меч. «Был бы меч обнажён, ты бы без рук остался, осёл». Одо потянул на себя рукоять, и меч выполз из ножен. И тут же Одо послал его вперёд, прямо в барахтающиеся в дверях силуэты. Он почувствовал, как острый клинок, разрывает одежду и плоть, в нос ударил острый запах свежей крови, а слух резанул истошный крик.

Девчонка, которую он ублажал этой ночью, вскочила на кровать, и замахнулась, пытаясь ударить его ножом в спину. Заметив это, Одо с сожалением (девчонка была хорошенькая), ударил её тяжелым мечом по голове.

Один из противников, таки пролез в дверь, и ткнул факелом Одо в лицо, опалив только начинающую расти бороду.

Одо узнал старшего сына кузнеца Георгия, с которым вчера вечером выпивал в таверне за углом. Извернувшись, ему удалось произвести замах и ударить, и сын кузнеца, тупо уставился за обрубок руки, из которого хлестала кровь.

Размахивая мечом, Одо отогнал нападавших, и не одеваясь, подхватив одежду и кольчугу подмышку, выскочил на улицу.

По всему городу раздавались крики, шум боя, где-то начинал возгораться пожар.

Чёрная тень метнулась к нему, и Одо едва удержал руку с мечом, в последний миг узнав Грума, который ткнулся холодным носом ему в бедро, не переставая злобно рычать. Прикрываясь щитом, с копьём в руке, к нему подошёл Тибо.

– Оденьтесь господин. Негоже в таком виде бегать по улицам.

– Что происходит? – спросил Одо, натягивая штаны и рубаху.

– Чёрт его знает? Все как будто взбесились. Я спал в хлеву, как вдруг, начался этот шум, и к дому прибежали с десяток вооружённых горожан. Я вышел спросить, что происходит, и тут, эти ублюдки, набросились на меня. Спасибо Груму, он спас меня.

По улице, вооруженные кто чем попало, прошли мужчины, женщины и дети, кричавшие:

– Смерть нормандцам!

– Убивайте всех!

– Смерть им! Смерть!

Одо всё понял.

– Город восстал! Где госпожа Юдит?

– В доме отца Сильвестра.

– Скорее туда!

Улицу, у церкви Успения Божьей Матери, отчаянно оборонял Вильгельм де Скальфо, а с ним два десятка воинов. Здесь было особенно жарко, так как здесь находилась Юдит с детьми, и основная толпа вооружённых горожан, ринулась именно сюда.

Жестокая, кровавая схватка, шла в ночной темноте, лишь кое-где озаряемая светом факелов, лязгая железом, с яростными криками сражающихся, стонами раненных, и хрипами умирающих, и над всем этим, частый и одинокий, возносился сигнал рога, сзывая нормандцев.

Глава десятая

Испокон веков, святая земля церквей, была надёжным прибежищем для всех, даже для закоренелых преступников – убийц, насильников, воров, государственных изменников. И пока они находились под её сводами, поручив себя Божьему заступничеству, никто, ни разгневанные родственники, ни рука правосудия, не имели права дотянуться до них там.

Но сейчас, восставшим жителям Тройны, было начхать на древние законы – божьи и человеческие. С озверелым упрямством, возбуждая себя криками, они раз за разом бросались на штурм церкви, сдерживаемые пока мечами и копьями нормандцев. За спинами штурмующих, понукая и призывая их, возвышалась аскетическая фигура отца Сильвестра.