Меч и ручка

Двигаться придется мучительными, сводящими мышцы движениями. Секундная невнимательность привела к тому, что ткань плаща задела другой кристалл. Прозвучали три ноты, все без тональности и громче, чем раньше.

Кристаллы росли. Один вонзился Томасу прямо в ладонь, пригвоздив его к месту, а когда он вскрикнул от неожиданности, кристаллы тоже закричали, издав погребальный звук, который разнесся по пещере подобно адскому хору. Томас стиснул зубы и осторожно убрал руку с выступающего граненого шипа. Тот сверкал, точно обещая закончить начатое.

Томасу суждено было здесь погибнуть.

Кристалл у начала тропинки снова зазвенел. Сыграл одну-единственную чистую ноту. Томас задержал дыхание и замер, потому что испугался, что все вокруг снова начнет расти, но вместо этого кристаллы, кажется, замедлили свое движение. Остановись, как часовой механизм.

«Это часовой механизм. Это головоломка. Ты должен ее разгадать».

У Томаса для этого не было никаких вводных данных. Здесь не было ни металла, ни проволоки, ни шестеренок, ни пара – ничего, что инженер мог бы понять или разобрать. Он не мог подойти к этому делу как инженер. Герон мастерил также и музыкальные инструменты; он создал паровую каллиопу, которая каталась на своей собственной тележке от одного угла улицы к другому и играла разные мелодии на потеху жителям Александрии. Герон рассматривал музыку как поднимающий настроение результат инженерного чуда.

Томас понимал, что сейчас Герон в нем бы очень разочаровался.

Кристалл снова зазвенел. У Томаса возникла странная мысль, что, может, они пытались ему помочь. Он поймал себя на том, что подпевает, и кое-что понял: в конце концов, он действительно знал что-то полезное. Звуки были волнами, ничем не отличающимися от океанских волн, волнами на струнах. Звук распространяется волнами. Частоты рассчитывались математически.

Томас стал понижать ноту, которую напевал, до тех пор, пока не перестал слышать мешающие ему волны в звуках между его нотой и нотами кристалла, и начал напевать громче. Он не осмелился спеть в полный голос, опасаясь не попасть в ноты, но, возможно, бормотать мотив себе под нос…

Первый кристалл прозвенел дважды. Это было предупреждение. Он шел не в том направлении.

«Вернись, – подумал Томас. – Начни сначала. Обдумай все хорошенько».

Возвращаться назад было настоящей пыткой; приходилось осторожно, очень осторожно огибать каждый выступающий вокруг кристалл, чтобы не вызвать новых вибраций. Когда Томас добрался к началу, ему потребовался момент, чтобы просто отдышаться. Маска, которую он носил, раздражала и сковывала движения, и с него капал пот; прежде чем Томас сообразил, что этого делать не стоит, он приподнял маску, чтобы сделать вдох.

Воздух пах… свежестью.

С колотящимся от ужаса сердцем Томас ждал каких-либо признаков того, что совершил роковую ошибку, но ничего не произошло. Воздух по-прежнему был вкусным, свежим и совершенно нормальным. С облегченным вздохом Томас сунул маску в карман, вытер пот с лица и попытался собраться с мыслями.

Звук был простой математикой. Если он подойдет к этому делу с такой точки зрения, то, возможно, у него все получится. Очевидно, ему нужно найти гармонию. Формы волн, которые бы дополняли друг друга.

Томас осторожно постучал по первому кристаллу, и раздался чистый, певучий звук. Он прозвучал почти ободряюще. «Смотрите на формы». Да, это были органические кристаллы, но в то же время они были каким-то образом упорядочены. Томас попытался не обращать внимания на их сверкающие грани и на смертоносные шипы и расфокусировал зрение.

В этом хаосе что-то появлялось.

Цвет. Томас заметил различия, но в них, кажется, не было никаких закономерностей; когда Томас снова посмотрел на кристаллы, не глядя прямо на них, то понял, что видит радугу. Первый кристалл, который Томас задел, был красноватого оттенка. Что Томас знал о красном цвете? «У него самая длинная световая волна».

Это не просто музыкальная загадка. Дело в музыке и свете, а свет – это подсказка.

Проблема заключалась в том, что Томас никогда не обращал внимания на последовательность цветов в радуге. Там был красный, оранжевый, желтый, голубой… нет, не так. Желтый и голубой составляли зеленый, зеленый должен идти после желтого, что логично. Затем голубой, синий и фиолетовый. Но вот незадача, оттенки менялись, когда Томас двигался. Поначалу схема казалась очевидной, но когда Томас сдвинулся с места, все померкло.

«Двигайся, пока опять все не станет ясно».

Оттенки снова замерцали, и Томас присмотрелся повнимательнее. «Оранжевый». Он постучал по нему. Первый кристалл зазвенел в гармонии со вторым. Томас осторожно обошел особенно сильно выступающий кристалл и нашел желтый. Он добавил глубины хору. Полпути пройдено. Осталось всего три оттенка.

Однако, когда Томас коснулся зеленого – или который считал зеленым, – в нем зазвучала диссонирующая нота. Диссонанс.