Меч и ручка

Профессора древности, какими бы уважаемыми они ни были за свои достижения, не должны обожествляться и считаться всезнающими. Такой мудрый человек, как великий греческий врач Гален, придерживался мнения, что матка женщины – это не естественный орган, а живое существо внутри тела, которое перемещается из одной точки в другую. Аристотель ошибочно верил во многое, в том числе в то, что вакуум не может существовать и что память является жидкостью. Поэтому мы должны понимать, что знания постоянно расширяются, постоянно меняются, и поэтому мы тоже должны меняться вместе с ними.

Такова моя теория о Нетленном, что греки также называли апейроном: о силе, которая потенциально содержится во всех вещах, которая существует и в то же самое время не существует, которая лежит в основе даже квинтэссенции, составляющей основу всей материи. Нетленное существует за пределами нашего понимания и всегда будет существовать; оно превращает невозможное в возможное, и мы можем наблюдать результаты, но лишь в редких случаях влиять на них.

Сегодня прикоснуться к Нетленному невозможно, не потеряв своей жизни в процессе попыток. Но однажды на этой земле появится человек, который сможет манипулировать Нетленным, апейроном, и перепишет правила, по которым мы ведем само наше существование. В этот день тот человек, может, вообще перестанет быть человеком, хотя мы сможем продолжать считать его таковым. Беспокойство и недоверие вызывают мысль о том, что кто-то сможет быть так близок к тому, чтобы называться богом, но при этом обладать невежеством и низменными желаниями, какими наделяет нас наша плоть.

Мне интересно, может ли однажды сгинуть даже Нетленное.

Глава восьмая Джесс

Джессу нужно было поспать, но он лежал без сна, думая о том, что он бросил Морган, и представляя ее тихое дыхание рядом. Джесс почти было повернулся. Почти. Но он понимал, что пути назад, к тому, что было когда-то, нет.

«Ей будет лучше без меня».

Еще один спасательный круг уничтожен.

«Ты снова становишься нытиком, – прошептал ему Брендан. – Я мертв. Ты всего лишь умираешь. Постарайся немного повеселиться».

«Заткнись, малявка», – подумал Джесс, но в глубине души он не желал так отвечать. Он закрыл глаза и попытался вздохнуть, но легкие снова словно набились перьями, и попытки сделать вдох лишь вызывали приступ кашля. Джесс тогда сел и снова надел маску; медики были правы: чем больше он ее использовал, тем меньше от нее было эффекта.

Но Джесс не мог уснуть.

Он встал, принял душ, оделся, начал расхаживать. Несколько раз сыграл в кости с людьми, которые работали на Аниту, и все разы проиграл; Джесс подозревал, что они сжульничали, чтобы лишить его карманных денег, но ему было все равно. Это было все равно лучше, чем не делать ничего.

На рассвете Джесс заглянул к профессору Вульфу, который – как и следовало ожидать – ругался.

С Глен.

– Нет, – говорил он, когда вошел Джесс. – Ты не пойдешь с нами. Ты останешься здесь, чтобы выздороветь, и это приказ, солдат. Если ты хочешь, чтобы я отправил сообщение Санти и потратил его драгоценное время на подтверждение моих слов…

– Не беспокойте лорда-командующего, – сказала Глен. – Но я отказываюсь просто лежать, как сломанная игрушка. Я в порядке!