Меч и ручка

Кристалл был бесполезен. Трещинка внутри его была крошечной, едва ли пятнышком, которое ничего бы не изменило в любой другой ситуации… но не в этой. Можно было бы огранить драгоценный камень заново и устранить изъян, но Томас изготовил оправу для конкретно такого камня по индивидуальным меркам в соответствии со строгими требованиями. Это оказалось недальновидно.

Руководительница посмотрела на кристалл, и Томас понял, что она тоже увидела то, что видел он.

– При следующем использовании он расколется, – сказала она. – Ты был прав. Прости, что сомневалась в тебе. Мы могли бы огранить его заново, но это снизит мощность…

– Снизит, – подтвердил Томас. – Я попрошу ювелиров огранить больше кристаллов, пока буду изготавливать другую оправу. Такую, которая сможет подстраиваться под различные размеры кристаллов, на случай если нам придется менять их чаще. Установите этот камень на место, уменьшите выходную мощность и молитесь, чтобы нам не пришлось использовать Луч повторно больше одного раза, прежде чем будет готова замена. – Луч маяка был, по сути, великим обманом, азартной игрой, которую они с руководительницей придумали и решили, что риск стоит того, когда взялись за дело. Теперь угроза стала куда серьезнее.

– Я боюсь, что если кристалл расколется, то выделяемая мощность может уничтожить весь этот зал и несколько верхних этажей маяка, – сказала руководительница Джонс. – Смотри.

Она достала табличку и быстро нацарапала на ней уравнения, целый лес переменных и вычислений, которые выглядели впечатляюще даже по меркам Томаса. Закончив, она протянула табличку ему, и когда Томас взял ее и мысленно все пересчитал, то кивнул. Она была права. Существовал значительный риск того, что если кристалл выйдет из строя во время использования, то в результате взрыва может посыпаться настоящий град смертоносных осколков, которые вдребезги разобьют неподражаемое фокусирующее зеркало маяка. А это могло бы разрушить и весь зал и, возможно, даже привести к повреждению центральной камеры обдува. Сам маяк был построен так, чтобы выдерживать всякие ненастья – наводнения, грозы, землетрясения, – однако один-единственный катастрофический взрыв мог бы снести часть маяка в море. Ответственность была огромная, и Томас почувствовал, как его отвага меркнет. «Я не хочу стать тем, кто уничтожит Александрийский маяк».

Однако он не хотел быть и тем, кто позволит Великой библиотеке пасть из-за того, что не сможет минимизировать риски. – Он выдержит еще один выстрел, – сказал Томас руководительнице. – Но только один, а затем вы должны его выключить. Я немедленно отправлюсь в мастерскую.

– Требуйте все, что вам нужно. Я даю вам полную свободу.

Когда она завершила свою фразу, то уже открыла свой Кодекс и писала в нем сообщение. Томас приладил поврежденный кристалл к футляру, вернул на место и закрепил болтами. Затем отрегулировал угол наклона, чтобы убедиться, что все части сходятся идеально, и повернулся к руководительнице отдела Артифекс.

– Спасибо, что доверяете мне, – сказал он. Она вскинула темные брови, но в то же самое время и улыбнулась.

– Разве я могу тебе не доверять? – спросила она. – Ты гениальный инженер, возможно, даже лучший из всех, кого мы видели со времен Герона. Наша работа заключается в тщательно выверенных шагах, разработках и доработках до тех пор, пока все не достигнет идеала. Подобное нельзя предсказать. Никогда не забывай: даже гении совершают ошибки. Это не недостаток морали. Это неизбежность.

– Мы не можем позволить себе ошибаться, – сказал Томас ей. – Не здесь и не сейчас. Наша работа должна быть идеальной. И быстрой.

Она кивнула, но Томас уловил беспокойство на ее лице. Он знал, как выглядит: усталым, с темными кругами под глазами и, скорее всего, без тени вдохновения в них. Томас знал, что работу сделать необходимо. Он лишь хотел, чтобы она была поручена кому-нибудь другому.

– Иди, – сказала ему руководительница. – Я распоряжусь об огранке кристалла. Удачи, профессор Шрайбер.

Он поблагодарил ее и вышел. Вместо того чтобы воспользоваться подъемной камерой, которая могла спустить его на тросах из инженерного зала вниз, он пошел по длинной винтовой лестнице. Физическая активность помогла Томасу думать и избавиться от темного шторма тревоги, который все еще бушевал у него внутри. Когда же Томас добрался до первого этажа, то снова почувствовал себя почти что нормальным.

Томасу удавалось не думать о том, какой ущерб был нанесен городу, пока он не покинул стены, окружающие маяк. Теперь не заметить последствий было нельзя. Над городом все еще висело мрачное марево дыма, хотя усиливающийся ветер, дувший с моря, и уносил его прочь. Огромные военные корабли все еще маячили на горизонте. Посейдон по-прежнему стоял в оборонительной позиции, готовый пронзить своим трезубцем любой корабль, который осмелится подойти слишком близко.