Меч и ручка

Но люди не машины, а расчеты не были гарантией успеха, и Томас не предвидел, что мужчины смогут так резко отреагировать. Не предвидел он и мгновенной агонии, пронзившей его тело, шока, подобного удару молнии, который оставил его совершенно инертным и беспомощным. «Двигайся», – умолял он себя; мозг лишь вяло сообщал в ответ, что не может. В первый ужасный миг Томас подумал, что в него выстрелили и он умирает… но нет.

В него выпустили две солдатские оглушающие пули.

Мужчины не теряли времени даром. Один из них достал наручники и защелкнул на безвольных запястьях Томаса. Наручники натянулись, как змеи, душащие руки Томаса, и, когда мужчина проверил, хорошо ли они сидят, Томас заметил, как блеснуло золото с эмблемой Великой библиотеки. Казалось, будто эмблема впаяна в кожу мужчины на внутренней стороне предплечья. Томас никогда не видел подобного прежде и, несмотря на панику и беспомощность, не мог не задаться вопросом, что это такое. Это явно была некая печать, которую невозможно удалить. Клятва пожизненной службы, как золотой браслет, но… не браслет.

– Никаких игр, профессор, – сказал солдат. – В следующий раз мы применим смертельный прием. Я позволю тебе один бунт. Но не два.

Томас не мог говорить. Едва мог дышать от непрекращающихся приступов агонии, сводивших судорогой все мышцы. Весь его вес и сила ничего не значили; его схватили так же легко, как кролика в мешке. «Думай», – приказал он себе. Только это он и мог сейчас сделать… Но даже когда боль утихла, он осознал, что любое движение рук приводит к тому, что наручники лишь сильнее вонзаются в кожу. И похоже, у них были зубы, потому что когда Томас попытался сесть и пошевелить руками, то почувствовал острую, жгучую боль под металлическими удавками. Томас поморщился.

– Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее эти наручники впиваются, – сказал другой солдат. Это был высокий смуглый мужчина с блестящими темными волосами и умными глазами, в которых не было ни капли сочувствия. – Я видел, как они вскрывают вены. Не самая приятная смерть, профессор. Расслабься, и тогда не навредишь себе.

– Кто вы такие? – Томас с трудом узнал свой собственный голос; тот прозвучал как низкое рычание, но в то же время казался уязвимым. Слабым. – Не библиотечные солдаты, хотя и носите их одежду. – Когда оба проигнорировали вопрос, Томас попытался еще раз: – Зачем я вам?

– Хватит задавать вопросы. Откроешь рот еще раз, и я закрою его электрошоком. Будет обидно, если ты откусишь себе язык.

Томас жалел, что не может спросить у Джесса, что это за солдаты такие, которые имеют доступ к армейскому обмундированию, а также носят символ Великой библиотеки, выгравированный на коже. Томас отчаянно желал, чтобы Джесс сейчас был с ним, и по другим причинам; у друга был дар выпутываться из сложных ситуаций. У Томаса такого дара не имелось. Он был крупным, мощным и порой удачливым, но прямо сейчас он оказался в ловушке, как загнанный в клетку бык. «Так о чем бы думал сейчас Джесс?» Не о прямом нападении, это уж точно. И когда Томас закрыл глаза, то почти услышал, как друг шепчет: «Используй свои преимущества». Но какие преимущества были у Томаса? Он был закован в наручники и едва мог двигаться. Куда бы ни несла их карета, гравитация вдавливала Томаса в сиденье. Сейчас они ехали вверх по склону, причем поднимались под приличным углом.

А потом карета вдруг слегка покачнулась, будто бы подлетев на кочке посреди дороги, и мысль пришла Томасу в голову так же ясно, как если бы была выписана огнем: «Schwingung». Вибрация. Осцилляция. Многие часто жаловались, что паровые кареты из-за высоты расположения кабины над землей и веса своих паровых двигателей могут опрокидываться при сильном ветре, особенно на крутых склонах. Но как воспользоваться этим преимуществом?

«Сначала переведи обоих мужчин на одну сторону кареты».

Томас не был по натуре актером, но помнил, как оглушающий выстрел вызвал судороги в его мышцах, и приложил все усилия, чтобы изобразить рецидив. Он закатил глаза и начал дергаться и вертеться; он был осторожен, чтобы не двигать руками, хотя усиленно махал ногами. Один из солдат прикрикнул на него, приказывая Томасу замереть, но Томас продолжал, будто не слыша, раскачиваясь и падая, прижимая солдата справа к дальней стене. Другой солдат, наконец, покинул свое сиденье слева от Томаса и занял место напротив, крича, чтобы успокоить пленника. Он сидел по центру кареты, если даже не у окна. Этого должно было хватить.

Томас уперся ногами в противоположное сиденье, перестал дергаться и стонать и постарался принять совсем бессознательный вид. Он даже не вздрогнул, когда один из солдат наклонился вперед и начал щупать ему пульс. Томас ждал.