Меч и ручка

Она уже двинулась в сторону двух стражников, стоявших у двери, и Халила увидела, как те обменялись взглядами. Халила направилась вслед за архивариусом, и Дарио последовал за ней, сказав что-то, чего она не расслышала, потому что ее отвлек очередной дикий раскат грома.

К своему ужасу и стыду, Халила не увидела, как все произошло. Она только увидела, как Мурасаки внезапно остановилась, покачнулась и повернулась к ним.

Затем Халила увидела кровь на мантии архивариуса. «Что-то не так». Халила почувствовала себя замерзшей, оцепеневшей и совершенно неспособной понять происходящее, потому что с чего бы архивариусу истекать кровью, что…

Архивариус посмотрела на Халилу, открыла рот и сказала:

– Ты должна…

В нее снова выстрелили, в спину, отчего она рухнула на колени. Упала на пол, запутавшись в мантии, и Халила закричала. Внезапно все стало кристально ясно. Тоненькая струйка дыма тянулась из дул пистолетов стражников. Дарио мчался вперед.

«Убийцы».

Халила вытащила свой нож и не колебалась больше ни мгновения. Она столько раз отрабатывала это движение, когда была ребенком и юной девушкой, часами тренировалась и тренировалась, и как только нож выскользнул из ее пальцев, то вонзился прямо в правый глаз мужчины слева, того, который улыбался.

Потому что он улыбался.

Клинок вонзился по самую рукоять, и мужчина закричал. В предсмертной агонии он врезался в руку своего товарища, и выстрел, предназначавшийся Дарио, прошел мимо цели и оставил белую выбоину в мраморной колонне позади него.

Что означало, что кинжал Дарио тут же пронзил врага точно под доспехами, острием вверх. Это заставило солдата отшатнуться, он задыхался от боли, но ничего больше не мог сделать, чтобы защититься, поскольку Дарио вытащил клинок и снова пустил в ход. Кинжал у него был красивый, украшенный изумрудами.

И он перерезал горло с легкостью.

Еще несколько секунд солдаты корчились, умирая, но виной тому лишь упрямые тела, борющиеся с неизбежным; Дарио пинком отбросил их оружие, а Халила опустилась на колени рядом с архивариусом и попыталась прощупать пульс. Она что-то почувствовала, но сердце билось слабо.

– Дарио, иди за помощью! Сейчас же!

Дарио не хотел оставлять Халилу одну, но подчинился и помчался мимо двух умирающих мужчин. «Неужели среди солдат тоже есть предатели? Как это произошло? Неужели прежний архивариус раздает им приказы даже сейчас, даже здесь?» – Халиле было холодно, ее одновременно трясло и бросало в жар, а от тошноты, заставляющей сердце биться быстрее, становилось лишь хуже. Она изо всех сил зажимала раны Мурасаки, но понимала, что ситуация отчаянная. Кровь растекалась и растекалась между пальцами Халилы, все медленнее с каждым ударом сердца.

– Архивариус? Архивариус!

Губы Мурасаки зашевелились. Они стали неестественно бледными, но глаза ее по-прежнему были темными и свирепыми, а рука крепко сжимала запястье Халилы.

– Ты должна добраться до Вульфа, – сказала она. – Я больше никому не доверяю. Он должен служить.

– Он не станет!

– Он должен, – повторила Мурасаки и уронила голову на окровавленный пол. Она закрыла глаза и прошептала что-то на японском. Халила не уловила смысла.

– Архивариус? Я не расслышала!

Мурасаки, собрав всю свою волю в кулак, открыла глаза и произнесла:

– Кодекс.

Она умирала и попросила Кодекс. Халила в замешательстве протянула ей свой и открыла его на чистой странице. Вложила стилус в дрожащие пальцы архивариуса.

И архивариус написала. Всего три строчки, а потом стилус выпал из ее пальцев, она снова опустила голову и испустила свой последний вздох, долгий и тихий.

Халила прикусила губу, чтобы сдержать слезы, и подняла стилус, а затем посмотрела на слова, написанные Мурасаки. В глазах помутнело. Изящные иероглифы, написанные там, напоминали музыку.

Это был дзисэй, ее предсмертное стихотворение. Подвиг, к которому стремились великие японские поэты в свои последние минуты.

Дождь в пустыне льет,
Зеленые цепи крушат во вспышках молний,
Мне наконец-то тепло.

Халила почувствовала, что Дарио стоит рядом с ней, и сказала:

– Ее больше нет. – Голос прозвучал безвольно и одиноко. Она обняла себя руками. – Дарио, ее больше нет.

– Я знаю, любовь моя. – Он сделал глубокий вдох. – Сюда спешит другая стража. Надеюсь, честная. Только Богу известно, сколько гиней потребовалось, чтобы подкупить этих двоих. Халила стерла с лица слезы, и Дарио помог ей подняться на ноги.

– Этого не должно было произойти. Никогда! – Халила чувствовала себя замершей, как лед, и очень злой. – Не следовало нам убивать их двоих. Теперь они не смогут ответить за то, что натворили.

– Месть может подождать, – сказал Дарио. – Ты в порядке?

– Да. Не ранена. А ты?

– Со мной все хорошо, – сказал он. Кодекс Халилы зазвенел, и она потянулась за ним, но потом остановилась. Ее руки все еще были в крови, и пришлось вытереть их о платье, прежде чем открывать книгу.

Дарио наблюдал, как она читает послание.

– Что там?

– Санти идет лично, – сказала Халила. – Он зол.