Меч и Цитадель

Не мне бы напоминать вам, что нам следует приобрести побольше стрелкового оружия, а особенно артиллерии – только бы кузены согласились уступить их по приемлемым ценам. Ну а до тех пор нужно предпринять все возможное для формирования свежих частей, и вовремя, дабы рекруты успели пройти подготовку к весне. Прежде всего – уже в данный момент – необходимы легкие подразделения, способные держать удар, не рассеиваясь, но если асциане продержатся в окружении до будущего года, нам потребуются сотни тысяч пикинеров с антепиланами, и по крайней мере часть их неплохо бы привести в боевую готовность немедля.

Ну а любые имеющиеся у вас новости о посягательствах Абайи, несомненно, окажутся свежее моих: я таковых не получал с тех пор, как оставил расположение наших войск. Гормизд, полагаю, сейчас далеко на юге, а вот Олагуэр вполне сможет вам что-либо сообщить.

Второпях, но с величайшим почтением,

ИНИРЕ.

XXXVI. О поддельном золоте и об огне

Ну что ж, вот повесть моя и подходит к концу. Через несколько дней мне предстояло покинуть столицу, а стало быть все, что я надеялся сделать там, надлежало проделать как можно скорей. Надежных друзей в гильдии, кроме мастера Палемона, у меня не имелось, а он для моих замыслов не подходил совершенно. Поразмыслив, я вызвал к себе Роха: уж он-то не сможет долгое время врать мне в глаза. (До встречи с ним я ожидал увидеть человека значительно старше меня, однако рыжеволосый подмастерье, явившийся по моему приказу, выглядел едва ли не мальчишкой, и после его ухода я долго изучал собственное лицо перед зеркалом, чего прежде сроду не делал.)

Рох рассказал, что вместе с еще полудюжиной более-менее близких моих друзей возражал против моей казни, тогда как большая часть гильдии высказывалась в ее пользу, и этому я поверил вполне. Кроме того, он непринужденно признался, что предлагал изувечить меня и изгнать (хотя, согласно тому же признанию, лишь посчитав, что иначе мою жизнь не спасти). Думаю, он ждал какой-либо кары: лоб и щеки его, обычно изрядно румяные, побледнели настолько, что россыпь веснушек казалась брызгами краски. Однако его голос ни разу не дрогнул, и ничто из им сказанного, на мой взгляд, не подразумевало намерения свалить вину на кого-то другого.

Конечно же, я в самом деле приготовил для него кару, и для всех прочих членов гильдии тоже. Нет, вовсе не из-за затаенного на них зла: просто, на мой взгляд, какое-то время, проведенное взаперти, в темницах под башней, должно было великолепно способствовать усвоению тех самых принципов справедливости, о которых говорил мастер Палемон, и гарантировать исполнение моего будущего указа о запрете на пытки. Тот, кто провел два-три месяца в страхе перед сим искусством, вряд ли станет жалеть о его упразднении.

Однако Роху я об этом ничего не сказал – лишь попросил его к вечеру раздобыть для меня облачение подмастерья, а наутро вместе с Эатой и Дроттом быть готовым помочь мне.

Одежду он принес как раз после вечерни. С неописуемым наслаждением я сбросил жесткий, тяжелый, вяжущий по рукам и ногам старинный костюм и вновь облачился в плащ цвета сажи. Ночью его темные объятия укрывают человека от посторонних глаз лучше любой другой известной мне одежды. Покинув покои правителя одним из потайных выходов, я, словно тень, двинулся от башни к башне и вскоре, никем не замеченный, достиг пролома в межбашенной стене.

День выдался теплым, погожим, но к ночи похолодало, и некрополь заволокло туманом, совсем как в ту давнюю ночь, когда я, вовремя выступив из-за монумента, спас жизнь Водала. Мавзолей, где я играл мальчишкой, тоже остался точно таким же, каким я видел его в последний раз: разбухшая, покоробившаяся дверь затворялась не более чем на три четверти.

Войдя в мавзолей, я зажег прихваченную с собой свечу. Некогда тщательно мною отполированный бронзовый саркофаг снова позеленел, устилавших пол сухих листьев не касалась ничья нога, сквозь зарешеченное оконце тянуло внутрь тонкую ветку росшее рядом деревце.