Меч и Цитадель

Здесь лежи.
Кто ни придет,
Стань прозрачен, будто лед;
Взгляд чужой да не падет
На тебя.

Здесь лежи, не уходи,
Избегай чужой руки,
Пусть дивятся чужаки,
Но не я.

Тот самый камень оказался куда меньше и легче, чем мне запомнилось. Монета под ним потускнела от сырости, но никуда не исчезла, и вскоре я с нею в руках, вспоминая себя тем самым, прежним мальчишкой, охваченный дрожью, направился сквозь туман назад, к пролому в стене.

Ну а сейчас я должен нижайше просить тебя, читатель, – тебя, проявившего снисхождение к столь многим моим отклонениям и отступлениям в сторону, – снести еще одно. Это уж точно последнее.

Несколько дней назад (другими словами, спустя долгое-долгое время после действительного завершения событий, о которых я взялся рассказывать) мне доложили, что в Обитель Абсолюта явился какой-то проходимец, утверждающий, будто должен мне денег, однако наотрез отказавшийся передать их через кого-либо еще. В предвкушении новой встречи с кем-то из старых знакомых я велел камергеру привести его ко мне.

Нежданный гость оказался доктором Талосом. Очевидно, дела его шли неплохо: по случаю визита он разоделся в капот алого бархата и шашию из той же материи. Лицо его по-прежнему напоминало мордочку лисьего чучела, но порой казалось самую малость живее, словно из-за этих стеклянных глаз на меня нет-нет да поглядывает украдкой некто другой.

– Вы превзошли самого себя, – сказал он с таким низким поклоном, что кисть, венчавшая его шапочку, коснулась ковра. – А ведь я, если помните, предсказывал что-то подобное с первого дня знакомства. Честность, ум и достоинство там, внизу, не удержишь.

– Мы с тобой оба прекрасно знаем, что именно их удержать внизу проще простого, – возразил я. – Моя прежняя гильдия держит их, так сказать, «там, внизу» испокон веку. Однако встрече я рад, даже если ты послан хозяином.

На миг в глазах доктора отразилось недоумение.

– А-а, ты о Бальдандерсе. Нет, боюсь, он дал мне вольную. После того самого боя. После того, как нырнул в озеро.

– То есть, по-твоему, Бальдандерс остался в живых?

– О, в этом я даже не сомневаюсь. Просто вы, Севериан, знаете его куда хуже. Дышать под водой для него – сущий пустяк. Проще простого! Умен он был поразительно. Он был гением, непревзойденным гением уникального рода, неизменно обращенным внутрь, замкнутым на себя. Сочетавшим объективность ученого с эгоцентризмом мистика.

– Иными словами, он ставил опыты на себе? – уточнил я.

– О нет, вовсе нет! Как раз наоборот! Другие ставят опыты на себе, дабы вывести из результатов некий закон, применимый для всего мира. Бальдандерс же экспериментировал с миром, а прибыль, прошу извинить мою прямоту, тратил на собственную персону. Говорят…

Осекшись, он беспокойно огляделся по сторонам, удостоверился, что, кроме меня, его никто не услышит, и продолжал:

– Говорят, будто я – чудовище, и это действительно так. Однако Бальдандерс был чудовищем много страшнее меня. Если мне он в определенном смысле доводился отцом, то себя создал сам. Закон природы – и даже того, что превыше самой природы, – гласит: у всякого творения должен быть творец. А вот Бальдандерс сотворил себя сам; сам, стоя за собственной же спиной, отсек себя от нити, соединяющей нас, остальных, с Предвечным… Однако что-то я отклонился от темы.

На поясе доктора покачивался кошелек малиновой кожи. Распустив завязки, он принялся шарить внутри. Ушей моих достиг звон металла.

– Теперь ты носишь деньги сам? – спросил я. – Прежде обычно все отдавал ему.

Голос доктора сделался еле слышен.

– Разве ты в моем нынешнем положении поступил бы иначе? Теперь я оставляю монеты, небольшие стопки аэсов и орихальков, возле воды. Вреда это, – несколько громче пояснил он, – никому не приносит, а мне напоминает о славных прежних деньках. Но я, сам видите, честен! Честности он от меня требовал неизменно, да и сам был честен на собственный лад. Как бы там ни было, помните то утро, когда мы собирались двинуться в путь, за ворота? Я раздавал сборы, сделанные накануне вечером, однако нам помешали, и при мне осталась монета из вашей доли. Я ее, конечно, сберег, дабы отдать после, но позабыл, а затем, когда вы пришли в замок…

Склонив голову, он искоса взглянул на меня:

– Однако, как говорится, долг платежом красен, а займы – отдачей. Вот она.

Монета оказалась точно такой же, как та, которую я прятал под камнем.

– Теперь понимаете, отчего я не мог передать ее через вашего слугу? Он же наверняка счел бы меня полоумным.

Щелчком подбросив монету, я ловко поймал ее на лету. На ощупь она казалась слегка сальной.

– Правду сказать, доктор, нет. Этого мы не понимаем.