- Я понял, что судьба этого дьявольского создания не оставила тебя безучастным. Поэтому запретил братьям, говорить о том, что я намерен делать с этим язычником. Но раз ты всё-таки здесь, то смотри: он понёс заслуженную кару за то, что извратил правду Божию служением Врагу человеческому.
- Зачем ты калечишь его ещё больше? – тихо и хрипло проговорил Визарий. – Кто дал тебе такое право?
Епископ вскочил с табурета, белея лицом.
- Я орудие Господа! Мне он дал право бороться с адскими кознями. И не тебе, служившему Сатане судить меня!
- Ты глуп, священник, и страшен своей глупостью, - сказал Меч Истины и устало закрыл глаза.
- Видишь, он ещё упорствует во лжи, - недобро усмехнулся епископ. - Но я не остановлюсь. Я клялся не причинять страданий людям, но мои клятвы не распространяются на дьявольские создания. Этот человек у жаровни – глухонемой наёмник. Он не слышит криков боли. У него не дрогнет рука.
- Чего ты хочешь, священник? – снова заговорил Визарий. – Ты думаешь, мой бог одарил меня бессмертием? Ты ошибаешься. Мой дар – способность чувствовать то, что чувствует преступник, умирая на поединке.
- Ты лжёшь, язычник. Я уже говорил тебе, что видел Сатану своими глазами. И ты раскроешь мне секрет своего нечестивого колдовства. Иначе будешь страдать, как в аду. Или мне избрать другой способ? Кажется, у тебя есть жена и ребёнок? Может, стоит завтра послать за ними?
Я готов был кинуться на епископа. Я не думал о том, что такая попытка обречёт меня немедленной и жестокой смерти. Мною овладело страстное желание причинить боль Проклу, ударить его, вцепиться ногтями в его обвисшие щёки.
Внезапно из-за двери послышался шум, смешавший в себе звуки драки, крепкую матерщину наемников и нечеловеческий визг. Преосвященный распахнул дверь и поспешил вон. За ним последовал палач.
Я понял, что Господь предоставил мне случай. Только добраться до Визария, как-нибудь решить его пут, а дальше опытный боец справится сам. Из последних сил я рванулся к пленённому воину. Но кольца, к которым крепились руки Меча, были так высоко. Я попытался допрыгнуть…
- Давид… – Визарий выдохнул это едва слышно, и я замер. – Меня не спасти… но ты можешь предупредить Лугия. Пусть берёт домашних и уходит. Скажи ему… что меня убили…
- Но…
- Послушай… так надо. Иначе он кинется меня освобождать… нельзя допустить. Он может случайно убить невинного в свалке… тогда все обречены.
- Но…
- Сделай это!.. Помнишь… боги приводят нас в этот мир, но выбор мы совершаем сами.
Да. И, кажется, Визарий уже выбрал. Теперь выбор лежал передо мною, и от него зависело всё: жизни невинных на земле и мои оправдания перед Высшим Судией. Но, Господи, до чего тяжело! Не взмолишься: да минет меня чаша сия! Нет у меня больше такого права. Как тогда сказал Визарий? Потому что иначе это должен будет сделать кто-то другой. Но другого нет, кроме меня, ставшего причиной несчастья. И, значит, выбор мой до крайности прост.
Когда епископ вернулся в помещение, я уже сидел на том самом месте, куда наёмники швырнули меня. Вслед за Проклом появились и они, волоча за собою Ксаверия. Мальчишка был не только связан обрывками собственной одежонки, но и взнуздан куском грязной тряпки, чтобы не кусался.
- Вот, Давид, - поведя рукой в сторону тюремщиков и их жертвы, желчно улыбнулся бывший наставник. – Вот твоё воинство. Единственная защита, которую послал тебе Господь. Разве это не убеждает в том, что, защищая слугу Сатаны, ты глубоко заблуждался?
- Да, учитель, - добела сцепив пальцы, пробормотал я и опустил взгляд. Мне теперь следовало быть осторожным, дабы выполнить последнюю просьбу Визария.
Мой ответ доставил епископу видимое удовольствие.
- Сын мой, я хочу услышать, что ты отрекаешься от своей неуместной жалости к этому ничтожному.
Я молча кивнул, не поднимая взгляда.
- Скажи это! – громко потребовал Прокл.
- Отрекаюсь, - еле слышно выдавил я.
- Ты слышишь, дьяволопоклонник? Тебе не удалось заполучить душу этого мальчика. Он был и останется слугой церкви. Его вера в её могущество по-прежнему неколебима!
Визарий пошевелился в своём углу.
- Что ж, каждому воздастся по вере его. Ведь так написано в ваших священных книгах?
От этих слов я сжался на полу. Они хлестнули прямо по моей кровоточащей душе.
- Не смей поганить Истину, извратитель! – загремел епископ и сделал знак глухонемому палачу. Тот буднично кивнул, подошёл к пленнику и наотмашь ударил его. Мотнулась длинноволосая голова. Кажется, Визарий потерял сознание.
Но Прокл уже повернулся ко мне.
- Не подобает тебе, Давид, слушать богохульства. У тебя сострадательное христианское сердце, осуждающее насилие. Но к врагам Господа оно должно быть беспощадно. Иди и поразмысли об этом.
- Учитель, - попросил я, поднимаясь на ноги, - отпустите Ксаверия. То, что он сделал, он сделал руководимый привязанностью. Не наказывайте его, он ведь дитя. А дети грешат по недомыслию.
Выражение лица Прокла стало надменным.
- Непокорный раб, не желающий принимать истинного Бога, заслуживает наказания.