- А ты и умер, - беззаботно ухмыльнулся светловолосый. – А потом воскрес. Мораль – не вешайся на вожжах, возьми веревку!
Метос улыбнулся одними глазами. Он сходил к костру, принёс оттуда глиняную чашку, наполненную каким-то снадобьем, и протянул её мне.
- Выпей. Станет легче.
Наваждение рассеялось. Я оттолкнул чашку.
- Зачем вы спасли меня, добрые люди? Разве знаете вы, почему я решил покончить счёты с жизнью?
- Потому что дурак, - вставил варвар, как само собой разумеющееся. – А у нас работа такая – людей спасать.
Я закрыл лицо руками и отвернулся.
- Подожди, Эрик, - услышал я голос Метоса. – Не время.
Господи, и Ты от меня отказался. Оставил жить на земле и мучиться, нося на себе иудино клеймо. Но я не ропщу, я поклялся принять Твою волю. Сейчас я объясню этим добрым странникам, кого они спасли. Если я недостоин даже посмертного воздаяния, то пусть мне будет карой презрение хороших людей.
- Фью-у! – присвистнул Эрик. – А у мальчишки и впрямь повреждение в мозгу.
Я удивлённо обернулся и наткнулся на его встревоженный взгляд. Будто он прочёл мои мысли.
Метос присел подле меня на корточки и внимательно посмотрел в глаза.
- Почему ты считаешь, что мы обязаны презирать тебя настолько, что должны отказать в простой помощи?
Открыв рот, я переводил взгляд с одного на другого.
Неужели всё, о чём я думаю так легко прочитать на моём лице?
- Только, прежде чем отвечать, выпей отвар. Иначе голос непременно тебя подведёт, - добавил Метос.
Я отхлебнул из чашки неожиданно приятного на вкус снадобья.
- Потому что я предал и обрёк на мучения очень хорошего человека…
Во время моего повествования Эрик и Метос часто понимающе переглядывались, а под конец варвар задумчиво произнёс:
- Непонятны и мутны пути новой веры. Знал бы Иисус, что творится его именем! Может быть, история не повторилась бы.
- Она всегда повторяется там, где любовь заменяют страхом, а понимание - культом, - отозвался Метос. – Где люди отказываются от свободы выбора, или их лишают этого права. Тебе это известно, друг мой.
- И где люди допускают это, - непримиримо мотнул головой Эрик, сверкнув зелёными глазами.
Я завороженно вслушивался в необыкновенные речи моих спасителей, а когда они замолкли, сказал:
- Визарий тоже говорил мне о выборе. Но я выбрал путь предателя.
Метос как-то странно посмотрел на меня.
- Тот путь завершился смертью, не так ли? Может быть, пора искать новый путь?
- Если я немного понимаю человеческие пристрастия, - прищурился варвар, - то ты любишь создавать прекрасные вещи. У тебя снасть рисовальщика в мешке. Разве нужно свободной душе что-то кроме возможности созидать? Нельзя зарывать таланты в землю, они там гниют!
- Я никогда не смогу больше писать. Нельзя прикасаться к прекрасному руками, замаранными кровью.
- Об этом мы после поговорим. И о твоём Господе, и о твоём пути.
Эрик потянулся, крякнув, и мечтательно уставился в небо:
- А что, малыш, много ли народу в вашей обители?
- Два десятка отшельников, восемь послушников и дюжина служек.
- И все способны истязать беззащитных?
- Нет, что ты!
Я не желал им зла. Даже епископу. Может, когда-то он поймёт…
- Понимание – болезненная штука! – хмыкнул Эрик.
- Ну, это он уже знает, - усмехнулся Метос. - А прочим придется объяснять. С чудесами или без?
- Чудеса там неправильно трактуют. Визарий, вон, достукался. Хороший был парень. Жаль, ты его не знал. А воспитывать буду, как умею. И ты не мешай.
- Только не до смерти!
- Не до смерти. Но больно.
По подмёрзшей осенней дороге удалялись два человека. Я сидел в сене, глядел им вслед и размазывал по щекам слёзы, оплакивая Визария, наставника, себя самого… И навсегда утраченную детскую незамутнённость бытия.
А передо мною вдоль холмов, убегая в утреннее марево, лежал незнакомый Путь.
========== СЛЕД НА ПЕСКЕ (Аяна) ==========
- Всё правильно, сестра. Наверное, так и надо. Только, знаешь… ведь никто из нас не умеет читать!
Я, будто впервые, глядела на свои руки, держащие ветхий свиток, который вот только купила на торгу, отдав за него наши последние гроши. Что было в том свитке? Никогда я их не покупала, в глубине души считая пустой блажью. И не на свитки стоило нам тратиться, а на пропитание. А вот, поди же! Всколыхнул меня вид драного пергамента, разбудил от спячки, в которой я была… сколько же, Богиня моя? Помню, утром, когда вышла из дому Лугия с вестями встречать, под ногами хрустел ледок. А нынче уже развезло, и на проталинах проглядывали первоцветы. И мы находились где-то невозможно далеко от тех мест, где моя жизнь вдруг перестала быть.
Во сне я жила, не помню ничего. И в том сне Визарий ещё жил со мной, улыбался, что-то говорил… я отвечала ему. Потом пробуждалась под бесконечный скрип повозки, что-то ела, глядела на играющих детей, и все искала глазами. Но его не было рядом, и я опять погружалась в сон, где он был.