Меч истины (СИ)

Сказать ли ему, что не мечей боюсь, а чёрной тени, что за спиной Визария стояла. Ладно было Угольку рассуждать о думах крылатых. Те думы для того, кто бедой изувечен. Я же увечила себя сама. И хотела бы не видеть – не получалось. Возвращалось зрение ведовское, и отшатывалась я, узрев злобного духа, сидящего с нами за одним столом.

Как-то, не выдержав, обратилась к самому Визарию. Не могу сказать, с чего он мне страшен был. В его дому жила, зла от него не видела. А всё же боялась. Был он со служением своим спокоен и холоден, как горный кряж: ни гнева, ни жалости. И даже имя его – Марк – было, как удар меча, рассекающий плоть. Смородине нравилось, а я сжималась, когда слышала.

Не враз решилась подойти, разговор начать. И сам он страшил, и тень, за спиной стоящая.

Он выслушал молча, глядел спокойно. Не то, чтобы не верил, а только и чувств никаких не выказал. Каменным было лицо. Не выдержала я, спросила:

- Что же, всё равно тебе?

Вольно им, мужикам, о жизни не думать! А баба как же, что останется с малым дитём на руках? А Томба, который так его любит, что всё простил: и унижение, и увечье! Я бы не смогла, ну да кто меня спрашивал?

Голос у Правого глухой был, а в тот раз и вовсе издалека звучал:

- Изменится ли что-нибудь, если я буду вести себя по-другому? Если знаешь, скажи, сестра.

И снова ему было всё равно, что я о нём думаю. Сам сестрой назвал – за всех решал, не спросясь. Меня зло взяло. Столько людей он убил, что сам не заметил, как убил и себя. Или может, он и прежде был такой неживой – со своим мёртвым богом?

- Что менять, это ты сам решай! За тобой чёрная тень идёт. Тебя и заберёт – не сегодня, так в следующем бою.

Он глаза сощурил, мне вдруг показалось – вот-вот улыбнётся:

- Так что же, не биться мне?

Не боялся он ни смерти, ни боли. Боялся ли чего в миру – не ведаю!

- Хорошо, давай поглядим, - сказал он, поскольку я молчала. – Я не выйду в бой. И беднягу Каллистрата казнят за воровство, которого он не совершал. Невеликая потеря для людей, согласен. Зато я свою жизнь сберегу. А чёрная тень пусть ходит между людьми, пусть ищёт себе другую добычу! Так ли, сестра?

Снова он меня сестрой называл. И улыбался, уже не таясь, ласково так. Как на дуру убогую глядят, а слов её не слушают. Чего слушать, коли сам умнее всех?

- Я жизнь сберегу. А только для чего людям нужна такая жизнь? Меч, что не рубит, мужчина, который не хочет защитить, - и добавил серьёзно. – Должны быть в мире вещи намного больше нас самих, понимаешь? Иначе это будет очень маленький мир.

Молвил и пошёл, а я осталась.

Я и сама ведала, что никого не смогу оберечь. Для того вновь надо было спознаться с волшбой, а она для меня запретна стала. Белые Девки не позволят. Да и надо ли оберегать? Визарий ни о чём не жалел, никого не боялся. Ну, и бог ему судья.

А всё же отлегло у меня от сердца, когда появился в нашем дому худой мальчик Давид, рисовальщик из обители. Покой от него шёл – точно погружалась в сон, миром веяло. Хоть в душе-то у него мира не было – всё понять чего-то хотел. Потому и заступилась за него, когда Лугий прочь гнал. А ещё мне странно стало, как Визарий на него глядел. И синие глаза щурились насмешливо, но без холода. Мне подле Давида покойно было. А Правому он зачем?

Христианский бог чудесных вещей людям не дарил, у него, сказывают, у самого чудес немного было. Должно потому затихали голоса иных богов там, где люди обращались к Христу. И волшба силу теряла. Их священники баяли: оттого, что Нечистым послана. Я про то не ведаю. А только и моё потустороннее зрение уходило, когда рисовальщик молился подле. И тем ещё он мне люб был с богом своим распятым.

Сказала, что Давид нам во благо послан, а не поняла, что боги его орудием избрали, чтобы Правого победить. В том ли благо было, что заманил Меча в ловушку? Или уж в том, что предупредил нас, когда его не стало, и успели мы из Истрополя утечь, жизни свои спасая.

Сейчас вспоминать, как оно было, так кажется мне: всё я знала уже в тот вечер, когда мы сидели за столом и сходили с ума по пропавшему. И чудилось, будто повисли под потолком пыльные паучьи тенёта, будто занавеси. И смерклось в доме, и даже масляный светец не мог рассеять эту тьму. Видел ли кто, кроме меня? Тенёта были, а Чёрного не было. Ушёл вместе с тем, кого сгубить хотел.

Три дня мы ждали. Лугий по городу ходил, искал. Подозревал он какого-то Маго, а я уж ведала, что напрасно всё – не найдёт. И перед глазами снова качались неприкаянные ветви. Не будет покоя!

Утром третьего дня Лугий пришёл. И Аяна выскочила навстречу. Что он сказал ей, я не чуяла – было ещё далеко. Но она споткнулась враз, руки поднялись – и опали. И хлынула стылая тьма из нутра, как вода в полынье. И закрутился водоворот, отбирая разум.