Солдаты были утомлены и угрюмы. У некоторых темнели кровью повязки. Но, кажется, все были в строю.
Лукреция так же без слёз приняла голову брата, благодарно склонилась и прижала её к груди. Горожанки, пришедшие встречать думнонийцев, завыли в голос. Йоло махнул своим людям - расходиться. Сам он отвязал из-за спины длинный тряпичный свёрток и, понурив плечи, побрёл к реке. Не знаю, почему я пошёл за ним.
На берегу Экса Йоло развернул тряпки и вынул два бриттских меча. Широко размахнувшись, швырнул их в реку – один за другим. После этого сел, подтянув колени к груди, и стал смотреть на текущую воду.
Я знал, что наконечники копий побеждённых бритты перековывают на кольца – в память о победе, а мечи оставляют себе, чтобы присвоить силу врага. Но то, что сделал Йоло, было мне непонятно.
- Зачем ты выбросил их? Или то были дурные мечи?
Он обернулся и посмотрел, скривившись. Йоло никогда не замечал меня, я и не думал, что он знает моё имя.
- Это были добрые мечи, Визарий. Добрые мечи, и добрые бритты из Кернова. Такие же, как я.
Слёзы катились по разукрашенному синим бородатому лицу, но он их не замечал.
- Они ничего не боялись. Сразу сказали, что друиды не убивали римлян, но не стали складывать оружие. Гордые… хорошо дрались. И мы их убили… всех… Их мало было.
Йоло утёр лицо рукой, шумно вздохнул и зачерпнул воды из реки.
- Уйду в деревню. Противно резать своих по чужому слову. Пусть король простит… и эти двое… я их убил, но никто не возьмёт их силу. Мечи ушли к Деве Вод.
Добрый малый хотел выговориться, а я молча сидел рядом – какой-никакой слушатель. И он рассказывал всё, что вспоминалось:
- Волчья Шкура сразу вывел к святилищу. Это большой храм Нудда, там священная плита из бронзы с изображением бога. Охранников убили быстро, но те, из Кернова, затворились в храме со жрецами и сказали, что не сдадутся, потому что невиновны. Покуда Массала толковал с ними, Волчья Шкура пробежался по хижинам и вынес оттуда голову. Тогда центурион заревел и ринулся прямо на их мечи. Он обезумел, Массала, но это было священное безумие, когда не чуют боли. Он оттеснил их от входа, и мы ворвались внутрь за его спиной. Потом я убил героев из Кернова, а Волчья Шкура перерезал жрецов. Массала связал Морридига, и только потом священное безумие покинуло его… Святилище Шкура сжёг.
Только услышав, с какой ненавистью он произносит это прозвище, я понял, зачем пошёл за ним и что хотел у него спросить!
- Йоло, это ты выбил зуб Мелиору? Когда он напросился на драку, у него были ссадины на губах?
Я напрасно рассчитывал что-то узнать. Йоло повёл головой, словно пьяный. Не думал, что можно вот так пьянеть – от горя.
- Не помню. Я выбил бы ему все зубы до последнего!
Со стороны города, стуча коготками, примчалась Велона. Принялась лизать руки и крутить хвостом так, что задние лапки не могли устоять на месте. Вот оно – щенячье счастье! Одного хозяина прячут, и он плохо пахнет, зато другой тут и готов почесать тебе ушки. Ну, что ты хочешь мне сказать, моя умная девочка? Что голова была в его поклаже, когда отряд отправлялся из города? Я знаю, я в этом почти уверен.
Морридиг, Верховный жрец думнониев был гнусным стариком, от него мерзко воняло, а лицо напоминало морду волка. Я пришёл к нему вечером. Грациан разрешил, чтобы меня впустили. Мне нужно было, чтобы друид сам сказал…
- Что? Не приносили мы в жертву мальчика? Этого – нет. Других – да. Это ты хочешь услышать, римлянин?
Я всё ещё не мог понять. Это нужно – понимать чужих богов, всех богов - чтобы осознать, что случилось со мной.
- Зачем? Зачем убивать мальчиков? Во имя чего?
Он повернулся ко мне, кряхтя и звеня цепями:
- Все мальчики когда-то умрут, только некоторые - старыми и беззубыми. Раньше, позже. Есть ли смысл в бессильной старости? Или лучше уйти во цвете лет, совершив что-то достойное и нужное? Ты не понимаешь, римлянин, что боги не могут без людей. Там, далеко, на блаженных островах, они счастливы и легки, как туман. Но чтобы спуститься к нам, им надо напитаться нашей горячей кровью, ощутить нашу радость и боль. Боги обретают жизнь через людей. Тебе ли не знать? Римляне хотели лишить нас силы, они добились, что мы реже стали призывать своих богов, насыщать их живой кровью. И бессмертные удалились от нас. Но теперь ещё хуже. Римляне взяли в боги человека. Он был мёртвым, этот человек. Говорят, что потом он воскрес. Это неправильно – поклоняться жертве. Сила стала утекать из мира. Скоро её не останется вовсе. А боги продолжают сражаться между собой, будто её ещё много. Страшные времена, неправильные времена!
Он ощерился, обнажив гнилые осколки зубов:
- Ваши боги тоже уходят. Они не слышат вас, вы не слышите их. Или не хотите услышать! – его ухмылка была полна лукавства, словно он что-то знал обо мне.
Я пробурчал:
- Богам надо внимательнее смотреть под ноги. Они не всегда выбирают то, что им сгодится.
Но друид рассмеялся дребезжащим смехом: