Меч Кайгена

Мисаки смотрела на мужа в свете лампы, все обретало смысл. Такеру не видел брак без жестокости. Он пытался не допустить такого единственным известным ему способом. Молчанием. Это в чем-то имело смысл.

— Когда у тебя был выкидыш в первый раз, я переживал, что тебя ждала та же судьба, что и у моей матери. Я думал, что убивал тебя.

— Это было не так, — сказала Мисаки, тронутая и растерянная от мысли, что Такеру винил себя в слабости ее тела. — Это было мое поражение, не твое.

— Не поражение, — сказал Такеру. — Ты еще жива.

— Я… — Мисаки моргнула. — Я потеряла твоих детей.

— Как я объяснил, это часто бывает у жен Мацуда. Реже бывает, что женщина переживает даже один выкидыш. Ты явно была защищена Богами… или, может, кровавая магия твоей семьи дала тебе силы. Может, твое управление кровью подсознательно убирало опасного ребенка до того, как беременность могла убить вас обоих.

— Ты думаешь, что я убила твоих детей, — сказала Мисаки, — как всегда говорил твой отец.

— Думаю, ты спасла мою жену, — сказал Такеру. — Твоя кровь Цусано помогла тебе выжить, когда моя мать не смогла. Думаю, наши отцы сделали хорошую пару.

Мисаки выдохнула с кривой улыбкой.

— Это немного жутко, Такеру-сама.

Такеру не улыбнулся в ответ. На его лице все еще была боль, и для Мисаки это было в новинку, был тяжело смотреть на это, даже если это длилось уже какое-то время.

— Я знал, что тебе было больно после потери тех детей, — сказал он, — как моей матери было больно перед ее смертью. Но, признаюсь, к моему стыду, я не знал, что делать. Я все еще не знаю…

— Ты говоришь со мной, — сказала Мисаки. — Я хотела, чтобы ты говорил со мной, чтобы я не была одинока.

Такеру покачал головой.

— Я думал, что если попытаюсь быть ближе к тебе, ты оттолкнёшь меня. Я думал, что если заговорю с тобой, это станет ссорой.

— Но есть вещи хуже ссоры, — сказал Мисаки. — Я не против капли ссор. Я не могу терпеть молчание.

— Тогда я худший муж в Кайгене.

— Нет… — мягко сказала Мисаки. — Я могла бы тоже нарушить молчание, — но ей не хватило смелости.

Она злилась на Такеру за то, что он относился к ней, как к кукле, но сама не была лучше. Она относилась к нему как к глыбе льда в форме человека, не учитывая, что тот лед мог появиться по человеческим причинам.

— Прости, что я оставил тебя в молчании на все это время, — сказал Такеру. — Я не знаю, понимаю ли я это… но я рад, что мы сразились сегодня.

Мисаки кивнула.

— И я.

Мужчины, как Мацуда Такеру Первый существовали только в легендах, потому что, конечно, настоящие люди не могли закончить проблемы королевства взмахом меча. Бой Мисаки и Такеру не наделил их магически любовью и пониманием. Он не исцелил боль, оставшуюся без Мамору. Но это было чем-то, началом заживления. Это было первым знаком, что все могло стать лучше.

Когда Мисаки и Такеру легли на футон вместе, волна их холода потушила огонь в лампе, оставив серо-белую смесь света луны и теней. Тьма не угрожала кошмарами, ведь Мисаки уже не был одна. Казалось естественным, когда Такеру придвинулся и коснулся ее… а потом он замер.

— Что такое? — прошептала она.

— Ты ненавидишь, когда я тебя касаюсь, — сказал он, не обвиняя, а констатируя факт. — Ты всегда это ненавидела.

Мисаки не пыталась отрицать это.

Она не знала, могла ли заставить себя полюбить его прикосновение, но она прильнула и потерлась щекой об его пальцы. Она обняла его. Холодный. Ну и что? Она была такой же. Она устроилась ближе, опустила голову на его плечо. В нем не было горячей искры, от которой кипело ее желание, но когда она закрыла глаза, кошмаров не было.

В объятиях мужа, в звуке его ровного дыхания она впервые за месяц спала крепко.

ГЛАВА 29: УЧЕНИК

На следующей неделе полковник Сонг вернулся, в этот раз со старшими, губернатором Широджимы и представителями армии Яммы. Глупый переводчик Сонга, Чу Кьюн-тек, представил их на неловком диалекте Широджима:

— Я представляю вам генерала Чун Чан-хо, лейтенанта Бек Джин-кю и вашего губернатора Ло Дун-су. Думаю, вы уже встречали полковника Сонга Бьюн-ву.

Такеру вежливо поклонился каждому.

— И я прошу принять представителей наших союзников Яммы, генерала Бурему Кенде, генерала-лейтенанта Лансану Вагаду и их переводчика и советника джали Сейду Тираму, — с ямманками был второй джасели, младше первого, в одежде проще. Мисаки могла лишь догадываться, что он был учеником настоящего джасели — относительно новым, судя по возрасту и волнению, но его не представили.

— Рад знакомству, — сказал Такеру ямманкам на кайгенгуа, и джали Тирама перевел его слова на ямманинке. — Спасибо, что прибыли, — а потом в стиле ямманок Такеру взял генерала Кенде за руку.