Пение птиц звенело в тумане снаружи, она встала на колени и посмотрела на спящего мужа. Такеру был умным, но он казался слепым, когда дело касалось человеческих эмоций. Он не знал, что она чувствовала к Робину? Она опустила ладонь на его ровно бьющееся сердце, решила, что он должен был знать. Он видел, как они с Робином смотрели друг на друга в тот день шестнадцать лет назад, и он не был глупым.
Она подумала о том жуком моменте, когда он опустил Шепчущий Клинок, открывая шею. Что это было? Проверка?
— Что ты делаешь, любимый? — прошептала она в утренней тишине.
Ее муж крепко спал и не ответил.
* * *
Такеру был занят додзе и административной работой три дня. Робин почти все время пытался помочь нуму со строительством. Будучи коро, он плохо умел использовать тайю для сварки, и мешал языковой барьер. Когда он ощущал, что мешался, он уходил к Мисаки и Сецуко, спрашивал о домашней работе, с которой мог помочь, что забавляло Сецуко.
Мисаки перевела это для Сецуко, и она засмеялась сильнее.
— Карэ иппай канэ га ару джанай ка?
— Он даже не знает, как держать нож! — Сецуко рассмеялась.
Когда они смешали овощи, яйца, муку и мясо, Сецуко все еще качала головой.
— Я не думала, что увижу, как аристократ готовит.
— Ты многое упускала, — Мисаки налила смесь на сковороду. — Смотри, — она вручил сковороду Робину, тот прижал ладонь снизу и стал осторожно готовить окономияки.
— Что-о-о? — воскликнула Сецуко потрясенно, а потом шлепнула Робина по руке, хоть в его ладонях была горячая сковорода. — Ты должен остаться навсегда, Тундиил-сан! Мы сэкономим на газе!
Сецуко заигрывал с Робином, и это было одной из странностей, которые Мисаки приходилось осознать. Но Сецуко заигрывала со многими, так что Мисаки решила не переживать.
Нагасе было уже четыре, он приглядывал за Даниэлем и должен был облить, если он загорится, но пока что это не понадобилось. Сейчас маленький таджака играл с Аюми в мяч.
Несмотря на опасность огня, Даниэль был радостью. Многие дети хотя бы какое-то время были настороженными в странном месте, полном чужаков, но Даниэль привык в жизни с Робином к чужим местам и новым людям. К концу первого дня маленький таджака уже играл с Нагасой и Аюми, словно они были кузенами. Еще день, и робкий Изумо стал теплее относиться к нему, но Даниэль был таким настойчиво дружелюбным — постоянно болтал на смеси линдиш и дисанинке, которые Изумо не понимал — что Изумо сдался и выбрался из оболочки.
Только Хироши не стал относиться тепло к буйному сыну Робина. Он не говорил с Даниэлем, смотрел на него как на странного зверя, которого приходилось терпеть в доме.
— Попробуй быть с ним дружелюбным, — сказала Мисаки за завтраком. — Он — мальчик, как ты.
— Он пахнет странно, — сухо сказал Хироши, — как немытый нуму.
— Так пахнут все таджаки, — сказала Мисаки. — Это просто дым.
— Странный дым, — сказал Хироши. — Он мне не нравится.
— Не нужно грубить, Хиро-кун.
Хироши нахмурился сильнее.
— Он выглядит как фоньяка.
Мисаки рассмеялась.
— Мы выглядим как фоньяки, Хиро-кун. У Даниэля темная кожа, как у таджаки, прямые черные волосы, как у каритианца. В нем нет ничего от фоньяки.
— Он мне тоже не нравится, — заявил Хироши, поняв, что Робин не мог его понять.
Улыбка Робина потускнела, пока он смотрел в глаза Хироши, но мягкость не пропала. Мисаки не успела извиниться за поведение сына сразу, только вечером удалось, когда дети ушли спать.