Меч Кайгена

— Я не это… то есть, конечно, я жалею о своей слабости. Какой боец не жалеет? Но это не все. Мой муж — сильный воин, но он не радуется жестокости. Не так, как я… когда я была младше. Если у Хироши есть глубоко сидящая тенденция к жестокости, он унаследовал это от меня. Я должна помочь ему совладать с этим. Но он без эмоций, далёкий, как его отец, так что я не смогла наладить с ним связь. Теперь он убил человек, и я не знаю, что делать с этим. Я смотрю на него и вижу, как тот фоньяка придавил меня… я не могла его спасти.

— Ты говорила ему, что прощаешь его? — сказал Робин. — Что все равно любишь его?

— Зачем ему мое прощение? Он защитил меня. Он — маленький Мацуда, мое прощение может его оскорбить.

— Возможно. Но ему нужно знать, что у него это есть.

— Думаешь?

— Ты знаешь, что да.

Стало тихо, Мисаки поняла, что Робин был прав. Она считала себя убийцей, но простая вера Сецуко в то, что она хорошая, вытащила ее из тьмы. У каждого, видимо, было это желание на каком-то уровне.

— Просто люби его, — казал Робин. — Это я сделал с моим братом, и он оказался в порядке… — он склонил голову, — в какой-то степени.

Мисаки издала смешок, вспомнив, как яростно близнецы Тундиил спорили обо всем, от денег и политики до техник сражения.

— Ты не можешь делать вид, что одобряешь то, каким он стал.

— Но я обязан ему жизнью, — серьёзно сказал Робин, — во всем. Он — причина, по которой я вырос… Он — причина, по которой я вырос с чистыми руками. Каким бы невыносимым он ни был, как бы мы ни ссорились, он знал, что я был благодарен ему. Я должен думать, что это помогло.

— Мы — Мацуда, — Мисаки вытащила еще тарелку. — У нас никто не вышел с чистыми руками.

— Сколько их ты убила?

— Девять к концу ночи, — она взглянула на Робина, и вода в кадке замедлилась. — Что? Никаких лекций?

— Тебе нужно было защитить семью.

Мисаки скованно кивнула. Она гадала, знал ли он, как важно для нее было услышать это от него… знать, что он не смотрел на нее свысока. Нами, он был прав, да? Прощение помогало.

— Думаю, я должен поблагодарить тебя.

— Поблагодарить? — опешила Мисаки.

— Ты всегда наставала, что убила бы кого-то, чтобы защитить меня, и теперь я знаю, что ты не шутила. Я ценю то, что ты контролировала импульс в нашей работе в Ливингстоне. Это был сложно, учитывая, в какое положение я тебя ставил.

— Ты странный, Робин, — Мисаки стряхнула воду с рук, расправила рукава. — Я не пойму никогда, как ты прощаешь людей, с которыми ты не совпадаешь во взглядах.

— Легко, — сказал Робин. — Если бы ты, мой брат и Эллин не были такими, какие вы есть, я не выжил бы, чтобы спорить с вами.

* * *

На третий день Мисаки и Такеру нашли время, чтобы сесть и поговорить с Робином. Ученики Такеру ушли домой, Сецуко приглядывала за детьми во дворе, готовая потушить Даниэля, если его силы что-то подожгут.

— Тундиил-сан хочет задать нам вопросы, — объяснила Мисаки мужу, — насчет своего расследования. Ты не против?

— Он — наш гость. Конечно.

— Давай, — кивнула Мисаки Робину.

— Я хочу узнать больше о силах великих домов Широджимы.

Мисаки перевела, и если кто-то мог понять перемены в лице Такеру, то это Робин. Он уловил настороженность мужчины раньше, чем Такеру заговорил.