— По твоему приказу? — спросил я, по-прежнему целясь Осиным жалом ему в живот. — Предупредить отряд Этельхельма? — напирал я.
— Я собирался рассказать! — с отчаянием произнес Хеорстан, умоляюще глядя на Меревала. — План лорда Утреда — безумие! Ничего не выйдет! Я не знал, как предотвратить гибель наших людей в Лундене, и решил предупредить Этельхельма, а потом рассказать вам. Тогда вам пришлось бы отказаться от этого безумия!
— Сколько тебе платит Этельхельм? — спросил я.
— Нисколько, — залепетал Хеорстан. — Нисколько! Я просто пытался спасти людей! — Он посмотрел на Меревала. — Я собирался рассказать!
— И именно твои разведчики выманили гарнизон из Лундена россказнями о том, что к Верламикестеру идет армия, — обвинил его я.
— Нет! — возмутился он. — Нет!
— Да, — произнес я, ткнув острием Осиного жала ему в живот, — и если хочешь жить, то расскажешь, сколько тебе заплатил Этельхельм. — Я надавил на сакс. — Хочешь жить? Останешься жив, если расскажешь.
— Он мне заплатил! — с ужасом выдавил Хеорстан. — Заплатил золотом!
— Три, — произнес я и вонзил Осиное жало ему в живот.
Хеорстан согнулся над коротким мечом, а я, не обращая внимания на жуткую боль в плечах, обеими руками рванул сакс вверх. Хеорстан вскрикнул, а потом захрипел и затих, медленно оседая. На полу алела кровь. Хеорстан смотрел на меня, его рот то открывался, то закрывался, а глаза наполнились слезами.
— Ты обещал сохранить мне жизнь!
— Обещал, только не сказал, сколько именно тебе осталось жить.
Он прожил еще несколько мучительных минут и в конце концов истек кровью. Меревала потрясла не смерть Хеорстана, он видел достаточно смертей, не волновали его ни лужа крови, ни предсмертный хрип, его поразило предательство Хеорстана.
— Я считал его другом! Как ты узнал?
— Я не знал, — ответил я, — но мне нужно было понять, не раскрыт ли наш план. Поэтому я отправил Финана на юг.
— Но план раскрыли! — возмутился Меревал. — Почему ты не остановил тех людей?
— Конечно же, потому что хотел, чтобы они добрались до Тотехама, — сказал я, протирая Осиное жало тряпкой.
— Ты хотел, чтобы они... — начал Меревал. — Но почему? Во имя Господа, почему?
— Потому что я рассказал тебе и Хеорстану о фальшивом плане. Я хотел, чтобы о нем узнали враги.
— И как же мы поступим на самом деле? — спросил Меревал.
И я рассказал. А на следующий день мы отправились на войну.
Часть четвертая
Вздох змея
Глава одиннадцатая
Рассвет принес туман, который стелился над лугами, плыл вдоль римских стен и растворялся в дыму очагов Верламикестера. Воины вели в поводу лошадей по улицам города, возле деревянной церквушки воинов благословлял священник. Многие встали на колени, выслушали прочитанную скороговоркой молитву и дождались прикосновения пальцев ко лбу. Женщины несли ведра с водой из городских колодцев.
Никто не попытался покинуть город короткой летней ночью. Меревал удвоил количество часовых у ворот Верламикестера и на стенах. Эти люди останутся в качестве небольшого гарнизона, а остальные сто восемьдесят человек под моим командованием и двести воинов во главе с Меревалом атакуют врага в Лундене.
Когда рассвет посеребрил туман, я давно уже не спал. Я натянул кольчугу, пристегнул позаимствованный меч, а потом просто сидел, наблюдая, как мужчины уходят сражаться, а женщины их провожают.
Бенедетта подсела рядом со мной на скамейку, стоявшую на улице, ведущей к широкой площади перед большим домом. Она молчала. Алайна, теперь везде следовавшая за ней, села напротив и с тревогой смотрела на нас. Она где-то нашла котенка и гладила его, но ни на минуту не сводила с нас глаз.
— Значит, ты уйдешь сегодня? — наконец спросила Бенедетта.
— Да.
— Почему не завтра? Не послезавтра?
У меня не было ответа, и я промолчал. С крыши слетела ворона, поклевала что-то на площади и снова улетела. Это предзнаменование? В то утро я пытался прочитать все знаки, наблюдал за каждой птицей в тумане, пытался вспомнить свои сны, но ничто не имело смысла. Я вытащил чужой меч и посмотрел на клинок, размышляя, нет ли послания в тусклой стали. Ничего. Я вложил меч обратно в ножны. Боги молчали.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Бенедетта.
— Болит немного, пустяки.
Мое тело потеряло подвижность, плечи и мышцы рук ныли, ссадины жгли, щека распухла, в голове пульсировало, грудь — сплошной синяк, а может, и сломаны ребра.
— Тебе не следует идти, — твердо сказала Бенедетта и, когда я не ответил, повторила: — Ты не должен идти, это опасно.
— На войне всегда опасно.
— Вчера вечером я разговаривала с отцом Одой. Он сказал, что твой план — безумие.
— Безумие, — согласился я. — Но отец Ода хочет, чтобы мы атаковали. Именно он убедил Меревала атаковать.
— Но он сказал, что это безумие Божие, так что ты благословлен. — В ее голосе звучало сомнение.