Меч Королей

Безумие Божие. Может, поэтому боги не послали никаких знаков? Потому что это безумие христианского бога, а не моих богов? В отличие от христиан, которые настаивают на ложности всех остальных богов, даже утверждают, что их не существует, я всегда признавал силу пригвожденного бога. Так может, христианский бог дарует нам победу? Или мои боги, разозлившись, что я питал эту надежду, накажут меня смертью.

— Но Бог не безумец, — продолжила Бенедетта, — и он не хочет, чтобы ты погиб.

— Христиане годами молились о моей смерти.

— Значит, это они безумцы, — сказала она с полной уверенностью, а когда я улыбнулся, разозлилась.

— Почему ты уходишь? Скажи мне! Почему?

— Забрать свой меч, — ответил я, потому что действительно не знал ответа на этот вопрос.

— Значит, ты безумец, — категорично произнесла женщина.

— Неважно, пойду ли я, — медленно проговорил я, — но мне не следует брать с собой других.

— Потому что они погибнут?

— Да, потому что я поведу их на смерть. — Я замолчал и по привычке потянулся к молоту на шее, но его, конечно, не было. — Или к победе? — добавил я.

Она услышала сомнение в моих последних словах.

— А сам-то ты во что веришь в глубине души? — спросила Бенедетта.

Я не мог признать правду. Мне очень хотелось сказать Меревалу, что мы должны отказаться от нападения. Самое простое — позволить Этельхельму и Этельстану сразиться, а самому отправиться домой на север, в Беббанбург.

И все же шанс был. Небольшая вероятность, что, если мы осуществим свой план, война может закончиться, еще не начавшись. Меревал поведет двести всадников на юг и атакует небольшой гарнизон Этельхельма в Тотехаме, а затем повернет к Лундену. На закате он приблизится к городу и, несомненно, встретит фуражные отряды, которые поспешат сообщить людям Этельхельма о приближении вражеских сил. Затем, когда стемнеет, люди Меревала зажгут на пустошах в трех милях к северу от города как можно больше костров. Огни этих костров, несомненно, убедят городской гарнизон в том, что началась осада, и на рассвете они будут смотреть на север, готовясь выслать патрули на разведку, и следить, чтобы все воины были на стенах.

Именно тогда я планировал вместе со своим отрядом проникнуть в город и нанести врагу удар в подбрюшье, подобный тому, который покончил с Хеорстаном. Но как плоть сжимается вокруг меча, что иногда почти невозможно вырвать клинок из тела, так и люди Этельхельма окружат нас, ведь их намного больше. Отец Ода был убежден, что восточные англы переметнутся на нашу сторону, но я считал, что это произойдет только в том случае, если мы сначала убьём или пленим Этельхельма и его племянника, короля Этельвирда. Вот почему я шел сражаться — не просто чтобы вернуть Вздох змея, но и чтобы убить моих врагов.

— Враг вас ожидает! — напирала Бенедетта.

Я улыбнулся.

— Враг знает: я хочу, чтобы он знал. Вот почему вчера мы позволили людям Хеорстана уехать на юг, чтобы ввести врагов в заблуждение.

— И этого достаточно? — усомнилась она. — Ввести их в заблуждение? Так вы победите? — она насмехалась. Я ничего не ответил. — Ты лжешь мне, потому что болен! Твои ребра! Ты ранен. Ты считаешь, что можешь сражаться? Скажи, что у тебя на душе!

И все же я ничего не сказал, потому что в сердце таился соблазн нарушить клятву Этельстану. Зачем убивать его врагов, даже если они и мои враги? Если между Уэссексом и Мерсией начнется серьезная война, моя страна будет в большей безопасности. Всю жизнь я наблюдал, как Уэссекс крепнет, побеждает данов, подчиняет Мерсию и покоряет Восточную Англию, и всё это в погоне за мечтой короля Альфреда о единой стране для всех, говорящих на английском, языке саксов.

Но и Нортумбрия говорит на этом языке, Нортумбрия — моя земля, и Нортумбрией правит последний в Британии король-язычник. Хочу ли я наблюдать, как Нортумбрию поглотит большая страна, христианская страна? Не лучше ли позволить Этельстану и Этельвирду сражаться друг с другом, чтобы они сами себя ослабили? Все так, но я дал клятву и потерял меч. Иногда мы не знаем, почему совершаем те или иные поступки. Нас ведет судьба, внезапный порыв или просто глупость.

— Ты молчишь, не отвечаешь, — укоризненно сказала Бенедетта.

Я встал и подхватил меч, с которым пойду сражаться, остро ощутив потерю Вздоха Змея, который был мне так нужен. Я вложил клинок в ножны.

— Пора идти.

— Но ты... — начала она.

— Я дал клятву, — резко прервал ее я, — и потерял меч.

— А как же я? — спросила она, чуть не плача. — И Алайна?

Я нагнулся и посмотрел в ее красивое лицо.

— Я вернусь за тобой и детьми, — пообещал я. Когда все закончится, мы вместе поедем на север.

Я вспомнил об оставшейся в Беббанбурге Эдит и отбросил эту неудобную мысль. На мгновение я испытал желание коснуться щеки Бенедетты и заверить ее, что вернусь, но вместо этого отвернулся.

Потому что пришло время сражаться.