Меч королей

Его уже разоружили. Я с силой врезал ему промеж ног, он скорчился и взвизгнул, когда лезвие Видарра слегка рассекло ему подбородок.

– Оставайся тут! – рявкнул я. – Финан!

– Господин? – отозвался тот из дверей конюшни.

– Еще девять человек, – сказал я, махнув ему.

– И собаки, – сухо добавил он.

Я слышал, как когти яростно скребут дверь с обратной стороны.

Дверь забаррикадировали. Я поднял тяжелую щеколду и попытался тянуть и толкать, но без толку. А теперь, подумалось мне, оставшиеся в доме пошлют за помощью к восточным англам на мосту. Я выругался.

И тут дверь распахнулась. Похоже, на нас решили спустить собак.

Вылетели две псины, обе здоровенные, черные, с огромными пастями, желтыми зубами и косматые. Они бросились на нас. Первая попыталась вгрызться мне в живот, но вместо плоти куснула кольчугу. Вздох Змея взлетел и упал, Видарр ударил слева. Перешагивая через умирающую животину, я заметил, что Финан управился со второй. Мы оба ворвались в дом. Внутри было темно. Копье пролетело слева от меня и воткнулось в дверной косяк. Послышались вопли.

Защитники дома спустили собак, а боевые псы – страшные звери. Они нападают свирепо, словно не ведая страха, и, хотя их не так уж трудно убить, атака вынуждает нарушить строй. Поэтому главное в применении боевых собак – это подкрепить их нападение своим. Дай псам отвлечь врага и, пока тот обороняется от клыков и когтей, бей его мечами и копьями.

Однако защитники дома решили, что собаки сделают всю работу за них, и, вместо того чтобы атаковать нас, просто выстроились в шеренгу. Где-то справа кричали женщины, но было не до них: мне противостояли защитники – люди с маленькими щитами и длинными мечами. Сосчитать их я не мог, было слишком темно, поэтому просто бросился вперед с кличем «Беббанбург!».

Я учу молодых воинов, что осторожность на войне – добродетель. Всегда существует искушение ринуться в атаку сломя голову, врезаться с ревом во вражескую «стену щитов» в надежде, что ее удастся проломить за счет одних только натиска и ярости. Искушение это проистекает из страха, а подчас лучший способ преодолеть страх – это издать боевой клич, напасть и убивать. Но и противник, скорее всего, руководствуется тем же порывом и тем же страхом. Он тоже кинется убивать. Дай мне выбор, я предпочту отражать атаку обезумевших от страха воинов, чем атаковать сам. Люди, охваченные яростью, повинующиеся безрассудному порыву, будут сражаться как волки, однако умелое обращение с мечом и дисциплина почти всегда берут над ними верх.

Тем не менее я сам, горланя боевой клич, устремился на группу вооруженных людей. Они не построили «стену щитов» – щиты у них были слишком маленькие и предназначались лишь для защиты от ударов, но образовали «стену мечей». Охранникам работорговца платили за поддержание порядка, запугивание, охаживание плетьми спин беззащитных невольников, в их обязанности не входило биться против нортумбрийских воинов. Кое-кому из них, уверен, доводилось сражаться в «стене щитов». Они знали свое ремесло, убивали и оставались в живых, но едва ли обладали опытом, имевшимся у моих людей. Давненько эти парни не проводили по многу часов в упражнениях с тяжелым мечом и щитом, потому как врагами их были невооруженные рабы, зачастую женщины и дети. Худшее, с чем им приходилось сталкиваться, – это со взбесившимся невольником, которого не составляло труда избить дубинкой до бесчувствия. А теперь против них выступали воины – мои воины.

Финан был рядом, выкрикивая что-то на родном языке, а Беорнот находился слева. «Беббанбург!» – проревел я опять. Клич явно ни о чем не говорил защитникам, но они видели перед собой воинов в доспехах и шлемах, бесстрашных в битве, жаждущих их смерти. Воинов, жаждущих убивать.