К ночи спасать меня отправился отец Беокка, мой наставник, обнаруживший меня трясущимся от страха.
– Твой отец сделал это, чтобы научить тебя побеждать страх, – объяснил мне Беокка, – но тебе ничто не угрожало. Я молился блаженному святому Кутберту.
Той ночью и много других ночей я видел сон о том, как громадная скала падает на меня. Во сне она не обрушивалась, а медленно оседала, дюйм за дюймом; камень скрежетал, неотвратимо сползая. И во сне я был бессилен пошевелиться. Я смотрел, как скала приближается, сознавал, что она медленно расплющит меня, и просыпался с криком.
Много лет не снился мне тот кошмар, но в тот день он вернулся, и я пробудился с криком. Только на этот раз я лежал в крестьянской повозке, на подстилке из соломы, накрытый бордовым плащом.
– Господин, все хорошо, – произнес мягкий голос. Женщина ехала со мной в телеге, трясущейся по дороге на Верламесестер.
– Финан! – позвал я. Солнце, нестерпимо яркое, било мне в глаза. – Финан!
– Ага, тут я, – ответил Финан. Он скакал верхом рядом с повозкой.
Женщина склонилась надо мной, на мое лицо упала тень.
– Бенедетта, – проговорил я.
– Я здесь, господин, вместе с детьми. Мы все здесь.
Я закрыл глаза.
– Вздоха Змея нет, – сказал я.
– Не поняла, – отозвалась Бенедетта.
– Моего меча!
– Господин, мы вернем его, – пообещал Финан.
– Ваормунд?
– Верзила сбежал. Рванул на коне прямо в реку. Но я его найду.
– Это я найду его, – прохрипел я.
– Сейчас тебе нужно поспать, – заявила Бенедетта, положив нежную ручку мне на лоб. – Тебе нужно поспать, очень нужно.
Я уснул, и это хотя бы спасло меня от переполняющей боли. Я плохо помню тот день после того момента, как сверкающий меч Финана рассек веревку, которой меня привязали к жеребцу Ваормунда.
Меня привезли в Верламесестер. Помню, как, открыв глаза, я увидел над собой римскую арку восточных ворот, но потом, видно, снова провалился в сон или же потерял сознание от боли. Меня уложили в постель, помыли, смазали медом раны, коих оказалось множество. Мне снова снилась пещера, падающая скала грозила раздавить, но, вместо того чтобы закричать, я просто очнулся и увидел, что нахожусь в комнате с каменными стенами, освещенной коптящими свечами и тростниковым фитилем. Я пребывал в смятении. Некоторое время все, о чем я мог думать, – это о том, какими вонючими становятся свечи, когда сало, из которого они сделаны, протухает. Потом я почувствовал боль, вспомнил про свое унижение и застонал. Хотел снова провалиться в блаженное забвение, но кто-то положил мне на лоб мокрую тряпицу.
– Господин, не так-то просто тебя убить.
– Бенедетта?
– Да, это Бенедетта, – подтвердила женщина и дала мне попить слабого эля.
Я попытался сесть, она подложила мне под спину два набитых соломой мешочка.
– Мне стыдно.
– Тише. – Итальянка взяла меня за руку.
Я в смущении отдернул руку.
– Мне стыдно, – повторил я.
– Почему?
– Я – Утред из Беббанбурга. Меня унизили.
– А я – Бенедетта из ниоткуда, – заявила женщина. – Меня унижали всю мою жизнь, насиловали всю мою жизнь, держали в рабстве всю мою жизнь. Но мне не стыдно.
Я зажмурился, чтобы не заплакать, а она снова взяла меня за руку.
– Если ты связан, – продолжила Бенедетта, – то зачем стыдиться того, что сделал с тобой сильный? Это ему должно быть стыдно.
– Ваормунд. – Я произнес это имя спокойно, как бы пробуя на вкус.
– Ты убьешь его, – пообещала итальянка. – Как я убила Гуннальда Гуннальдсона.
Я позволил ей держать мою руку, но отвернулся, чтобы она не видела моих слез.
Мне по-прежнему было стыдно.
На следующий день Финан принес мою кольчугу, Осиное Жало и пояс, на котором висели ножны от Осиного Жала, принес сапоги и мой помятый старый шлем. К числу потерь относились порванная кольчуга, исчезнувший амулет и Вздох Змея.
– Господин, это мы сняли с убитого. – Финан положил Осиное Жало и шлем на кровать.
Я порадовался, что это был не мой лучший боевой шлем с серебряным волком на гребне, потому что тогда волк Беббанбурга был бы поруган.
– Шести или семи ублюдкам удалось ускользнуть, – продолжил ирландец.
– Со Вздохом Змея.
– Да, со Вздохом Змея. Но мы обязательно вернем его.
На это я ничего не ответил. Осознание моей неудачи было слишком острым, слишком сильным. О чем я думал, отплывая из Беббанбурга? Что смогу пронизать королевство западных саксов и вырезать гниль из самого его сердца? Враги оказались сильны. За Этельхельмом стоит армия, у него есть союзники, его племянник – король Уэссекса. Мне повезло, что удалось уйти живым, но стыд поражения терзал меня.
– Сколько убитых? – спросил я у Финана.
– Мы прикончили шестнадцать ублюдков, – радостно доложил он. – И взяли девятнадцать пленников. Двое мерсийцев мертвы, еще несколько тяжело ранены.
– Ваормунд, – произнес я. – У него Вздох Змея.
– Мы вернем меч, – снова пообещал Финан.
– Вздох Змея, – вполголоса проговорил я. – Его клинок был выкован на наковальне Одина, раскален в огне Тора и охлажден в крови врагов.
Финан посмотрел на Бенедетту, та пожала плечами, как бы допуская, что я брежу. Возможно, так оно и было.
– Ему нужно поспать, – сказала она.