Мария долго не могла говорить об этом. И Арчибальд понимающе молчал. Только через два месяца она наконец решилась спросить его о подробностях гибели Максимилиана. День выдался такой же дождливый, как тот, когда Арчибальд вернулся из Святой земли. Тяжелые капли лились на землю из пасмурных туч, и высокое серое небо отражалось в унылых лужах по обочинам дорог. Было воскресенье, Мария и Арчибальд возвращались из церкви. Всю дорогу Мария молчала, опустив глаза. В храме она долго молилась перед распятым Христом. И слезы стояли в ее прекрасных глазах, устремленных на кровь, сочащуюся из пробитых гвоздями рук Спасителя. Мария не произносила слов, но Арчибальд догадывался, о чем она просит. Он очень деликатно обращался с ней, стараясь не тревожить рану на ее сердце. Но вдруг, когда они уже почти подъехали к усадьбе, Мария сама заговорила о гибели мужа.
– Как это случилось, Арчибальд? – тихо спросила она.
Он сразу понял, что она имеет в виду.
– Это долгая история, Мария, – помолчав, ответил Арчибальд. – И я сам не знаю всего до конца. В смерти Максимилиана очень много неясного. Она окутана тайной, и что произошло тогда, мне неизвестно. Меня не было рядом с ним в те мгновения. Я могу рассказать лишь о событиях, предшествовавших его гибели. Если говорить кратко, то суть такова…
И Арчибальд начал печальный рассказ.
***
– Однажды прекрасным вечером, которые на Востоке действительно порой бывают прекрасны совершенно особой пленительной красотой, я, Максимилиан и наш хороший знакомый маркиз Жан де Монтиньяк выпивали и беседовали. Я не помню, что мы пили в тот раз, да это и не имеет значения, гораздо важнее то, о чем мы говорили. Максимилиан, как известно, искренне верил, что защита Гроба Господня имеет первостепенное значение, но совсем не тех взглядов придерживался я, и близок ко мне был маркиз Монтиньяк. Мы оба любили золото и ежесекундно думали, как приумножить его на прекрасном и проклятом Востоке. Мы с ним от души потешались над наивным энтузиазмом Максимилиана. Но между тем оба в глубине души понимали, что он, наверное, лучше нас, хотя, если честно, тогда это было все равно… Пьяный и плохо соображающий, я слушал, как, такой же хмельной, Максимилиан рассказывает нам о великой миссии защищать Святой город, а в это время маркиз, тоже немало выпивший, вдруг говорит: «А не к черту ли все это?» Признаться, такое вступление заинтересовало меня, а маркиз продолжал:
– Святой город, великое дело… Все это так абстрактно, Максимилиан! А в жизни, на мой взгляд, имеют значение гораздо более простые и конкретные вещи – приключения, деньги и, возможно, женщины. Иными словами, то, что заставляет нас чувствовать вкус бытия.
Максимилиан попытался что-то возразить, но я прервал его.
– Ты прав, друг! – воскликнул я, хлопнув по плечу Монтиньяка, но, чтоб не обидеть Максимилиана, добавил: – Ты тоже прав, брат, но по-своему, и твоя правда не подходит нам.
– Действительно, Максимилиан, – примирительно произнес маркиз, – есть смысл и в твоих словах, но он слишком далек и сложен… А все философы со времен Аристотеля твердят, что истина скрыта в простых вещах. Потому я редко думаю о высоком. А раз так, то думаю о земном. И вот что я недавно придумал.
Я прислушался, а Монтиньяк, осушив еще один кубок, изложил нам свою идею.
– Вы, друзья, конечно, слышали о зловещем ордене ассасинов10
? – спросил он. Мы кивнули, и маркиз продолжил: – И наверняка знаете, что это жестокие враги христиан? – мы опять кивнули. – А знаете ли вы, – сказал он, – что они такие же враги правоверным мусульманам, как и нам?Признаться, этого мы не знали, хотя и не понимали еще, какое это может иметь значение. Но тут же маркиз пояснил:
– У меня есть один знатный сарацинский пленник. Неважно, откуда он у меня. Он примечателен тем, что, помимо всего прочего, был связан когда-то с орденом ассасинов. Не знаю уж, каким образом, но ему известно много их тайн. И некоторые из них он согласился раскрыть в обмен на свободу. В частности, он рассказал, что к сокровищнице замка Ламазар под горами проложен секретный туннель. Он знает, где находится вход в него, и готов показать это место. Там должны находиться несметные богатства, и сотой доли которых хватило бы, чтоб провести безбедно остаток жизни. Признаться, у меня не хватает духу в одиночку идти туда, уж больно зловещая слава окружает крепости Старца Горы… Поэтому я хочу предложить вам пойти со мной и по-честному разделим на троих добычу.
Он замолчал. Мне сразу не понравилось это предложение. Слишком много здесь было неясного. Что за пленник? И его связь с ассасинами не могла не настораживать. Монтиньяк явно недоговаривал. Но мне слишком хотелось золота, и потому я согласился. Спьяну дал согласие и Максимилиан. Мы сговорились на другой день отправиться к ассасинам и после этого разбрелись.
Ночью пришел Максимилиан и все еще пьяный разбудил меня.
– Арчибальд, – сказал он, – что-то мне не дает покоя это история, я пьян, и мне трудно понять, где правда.
– Это трудно всегда, Максимилиан, – ответил я, – не только спьяну… – и я заснул.