Куда интересней было доводить решение офицеров до рядовых десантников. На лицах бойцов светились решимость, удовольствие от предстоящего настоящего дела и, что куда важней, неподдельное уважение к своему командиру. Видя эти лица, я отчётливо понимал, что все соображения Критыча безоговорочно подтвердились, он был всюду прав. Даже Валери, наблюдая бойцов, излучала сытое довольство. Она буквально купалась в этом человеческом энтузиазме, оно грело её собственную мятущуюся душу, раз и навсегда отданную целям Космической Экспансии. Нечего и говорить, что вечером меня ждал настоящий романтический ужин — самый необычный из всех, в каких мне доводилось до того участвовать. Ведь вместо одной девочки в нём принимали участие все члены нашей необычной семьи.
Мы сидели за столом в своей каюте и ещё не успели перебраться в постель, так что каждый занимал строго отдельное кресло. Глаза моих девочек горели предвкушением и неприкрытым удовольствием. От них веяло невероятной смесью умиротворённого спокойствия и сексуального желания.
— Леон, я хочу выпить этот бокал, — привычно, почти по-земному, начала моя валькирия, — за… успех Космической Экспансии.
Наверное, в другой ситуации я бы счёл последние слова возлюбленной шуткой. Вот только проживание под одной крышей с помешанной на долге Высшей давно научило меня внимательно относиться к нюансам. А нюансы буквально кричали о полной серьёзности прозвучавших слов. Порукой тому был одухотворённый тон, с которым они были сказаны. Не было придыхания, не было смешинки, всё было серьёзно и, не побоюсь этого слова, торжественно. Мы отсалютовали друг другу бокалами, как было принято в Республике, и пригубили янтарную жидкость, отдающую мускатом и льдистой свежестью. В моём мире так пахла мята, но здесь этот запах и вкус были частью букета ягодной основы местного вина.
— Ри, а разве пить за такой… локальный успех уместно? Уместно употреблять такие сильные слова, если предстоящая операция имеет весьма косвенное отношение к Экспансии?
— Ты хочешь сказать, не кощунственно ли это? — легко поняла мой настрой возлюбленная. — Нет. Тем более, я пью не за то, чего ещё не произошло, а за то, что уже случилось: ведь правильный настрой людей — уже половина дела. А его тебе удалось добиться, и это однозначная победа, куда более серьёзная, чем очередной рейд.
— Они же внешники, Леон. А ведут себя вполне достойно граждан Республики, — поддержала валькирию Ле.
— Радуются за возможность осуществить возмездие за замученных сестёр, — поддержала Ри, светло улыбаясь, и меньше всего походя в этот момент на безэмоционального андроида. — Почтить тем самым их память. Твои бойцы ценят эту память! Ценят, как будто это их собственные сёстры и жёны. Это ли не успех?
Спорить с вставшими единым фронтом женщинами было себе дороже, особенно если вспомнить, кем были эти милые создания. Валькирия — этот коготь Республики, и андроиды — одна из основ её кровеносной системы. И все трое — привыкшие идти до конца, привыкшие отдавать команды и требовать от себя и других безусловной верности целям и идеалам Экспансии. А заодно — привыкшие считать мужчин своей законной добычей, своими игрушками для развлечений в далёком тылу, и не более.
Мы ещё немного помолчали, потом обсудили успехи и грядущие свершения. По мере разговора взгляды женщин становились всё более откровенными, а возбуждение, до того дремавшее свернувшимся пушистым зверьком где-то глубоко внутри, стало выплёскиваться наружу, опаляя меня, вызывая ответное влечение. Ответное — ха! — ещё неизвестно, чьё возбуждение было ответным. Созерцать трёх женщин в собственной каюте, да ещё и весьма видных женщин — это ещё то испытание для такого бабника, как я. А ведь о каждой из них я мог многое вспомнить. Во всех подробностях представить то, что будет после ужина. Даже ускорить предстоящее действо мог. Но на то и романтический ужин — он призван распалить, оголить душу до предела, чтобы она звенела в предвкушении воссоединения с такой же нагой душой партнёрши. В моём случае — аж трёх партнёрш.
Это была странная ночь. Кровные моей Ри и поодиночке были вполне в состоянии полностью контролировать меня в постели. Ну а вдвоём… это была игра даже не в одни ворота, а уже с объявленным заранее счётом. Даже когда девочки хотели разнообразия, давая мне самому вести игру, физиология делала своё дело почти без их участия. Физиология деформированного имплантацией тела, когда одна часть импланта соединялась с другой, выполненной в лонах этих необычных женщин. Я честно пытался бороться, честно пытался разнообразить наши игры с кровными, но всё неизменно заканчивалось безоговорочной капитуляцией на их условиях. Сегодня же они устроили мне своего рода овации. А как ещё назвать эту игру на грани фола?